– Основной принцип – полифонизм. Но на одних уровнях он проявляется в полной степени, а на других – в неполной. В самой меньшей степени – в композиции. Полностью полифонизм в комп<озиции> проявился только в «Братьях Карамазовых». А в других – мало чем отличается от неполифонических. «Преступление и наказание» – какой тут полифонизм?
Но я не стал бы в Вашей книге ничего менять, сделав лишь об этом оговорку.
В основе книги – метафизическая и онтологическая идея, что все равноважно, что случайно…
Вы считаете эту картину убедительной.
Важное и неважное смешивается. Но само это разделение сохраняется у него и даже подчеркивается. У Гомера все хороши – и Троя,
и греки. Гомер не делает различий ни между чем. Все хорошо в этом лучшем из миров.
У Чехова – все различается, иначе не будет того эффекта – если не делать различия между главным и неглавным. Эта иерархия существует, и он требует, чтобы мы эту иерархию понимали. Он не показывает ее конкретно – он и так знает: читатель понимает, что у него существенное и несущественное.
Если некто, незнакомый с обывательским мировоззрением, с этой культурой, прочтет Чехова – он не поймет многое. («Тарарабумбия….» и прочие песенки – подумает, что это что-то важное…)
Я: Т. е. Чехов различение, иерархию важного и неважного предполагает известным, не объясняет, что важно, существенно, а что нет, у него это уже как данность, он не размышляет мучительно, как Толстой: а не самое ли важное в жизни тачать сапоги, заниматься физическим трудом и т. п.? Для него это ясно, он хочет показать только, что в жизни это смешано.
<Да, именно так.>[89]
– Вы раскрыли и показали, что у Чехова все смешано. Отлично различая их и нас заставляя различать, он показывает, что жизнь отбора не делает. Понимая разницу <иерархию>, он оставляет все как есть.
Вы хорошо показали, что он нарочито смешивает, уравнивает. Но почему? Не потому, что он нашел что-то высшее, какую-то высшую точку зрения, как Гомер, с точки зрения которого высокого и низкого нет. Совсем не так. У Чехова мы остро ощущаем неуместность деталей типа «А жарища в этой Африке…». А у Гомера – одинаковая уместность всего. Белинский где-то приводит пример, что в поединке кто-то из героев поскользнулся на куче помета. Гомер не замечает неуместности, он действительно не видит разницы. Для него есть нечто высшее, есть воля богов; такова его точка зрения.
У Чехова этого, конечно, нет.
Надо было подняться выше обывательских представлений. Но его высший уровень <сфера идей> очень близок к обывательским представлениям.
Нет другого великого писателя в русской литературе, который так бы стоял на одном уровне со своим читателем.
Нет выхода из чеховского мира в настоящую жизнь. Может быть, это и правда. А врать он не хотел.
Огромное большинство его героев – да все! – пошловаты. Он показывает: жизнь такова, что не дает возможности быть непошлым.
Роковые недоразумения, когда высказывания героев приписывают Чехову, – то, что украшает парки, клубы. «В человеке все должно быть прекрасно…» – это ведь пошло. Лирика, когда звучит голос поэта, мало отличается от того, что говорят сами герои.
Важная проблема: как в результате получается нечто очень значительное, хотя нет ни одного настоящего, непошлого слова.
Когда кто-то что-то знает у Чехова, он говорит пошлости <и тривиальности. Т. е. в позитивной программе очень тривиален: культура, гигиена… >.
Идея случайностности: Все входит на равных правах. Это трюизм: в мире господствует случай. Это трюизм! А у него получается эффект!
Какую цель в высоком художественном смысле это преследует? У него эффект. И смешивая, он вовсе не хочет, чтобы мы спутали главное и неглавное. Вот Гомер – да. У Гомера случайность и необходимость сливаются. У Чехова они четко подчеркиваются <т. е. разница подчеркивается>.
Загадка: с какой стороны мы ни захотели бы выделить идею – пошловато.
Это какая-то более глубокая реализация модной теории абсурда – дзэнбуддизм. (Дзэнбуддизм – это учение о сплошной нелепости – «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Это и есть, по дзэнбуддизму, подлинное понимание мира.)
Это лучший художник дзэнбуддизма.
Что Чехов начал. Он первый не побоялся подойти к абсурду, не скрывая, а раскрывая его.
Книга очень хорошая[90]
, чрезвычайно последовательная и очень строгая логически.Но она раскрывает <показывает> единство и осмысленность у Ч<ехова>, а у него не так все едино и осмыслено. <
Нужно бы сделать некоторые оговорки. <Я, мол, понимаю, но> соблюдаю правила игры, если хочу играть дальше, а то получится драка, как это часто бывает в игре.
Но какой-то догматизм необходим для изложения.
<О Брюсове – см. Дн<евник>[92]