С. Г. Бочаров и А. П. Чудаков. Великий Новгород, Варлаамо-Хутынский монастырь
В Михайловском у памятника зайцу. А. П. Чудаков с внучкой Женей, С. Г. Бочаров с дочкой Аней
Все это на старости лет мне просто ни к чему. Напишу – останется, потом напечатают…
Я: – Большинство наших разговоров с Вами сводится к тому, что я говорю о законах внутри модели, которые нужно установить, – и теперь это первоочередная задача, а Вы – о связи модели с миром. Я ее не отрицаю, но первейшая задача сейчас – законы внутри нее.
– Получается снова, как у формалистов: как сделан автомобиль. Но так не узнаешь, как сделан «Дон-Кихот». Этот автомобиль (литературное произведение) не оторван от окружения.
– Писатель создает не модель, а что-то неповторимое, образ мира. «Уникальная модель» – это квадратный круг. Его занимают только вход и выход по вашей терминологии. Связь тысячами нитей с внешним миром…
– Зачем этот термин – «модель»? Он сюда не подходит.
– 90 % того, что пишется сейчас в л/ведении – не нужно.
– На поэзию в 19 веке влияла не вся проза, а проза романного типа. Гоголь – не влиял; прозаизация началась не с него, он настолько своеобычен, что нет ни в прозе, ни в поэзии никого, кто мог бы воспринять его. Влияние прозы было вплоть до символистов, которые возвратились к традициям романтизма – во многом.
Спрашивал про мой курс ЯХЛ в МГУ.
– Там есть хорошие, умные ребята: Дерюгина, Сидоров.
Я сказал, что в прошлый раз читал Некрасова. Поговорили о Некрасове.
– «Русские женщины» – просто очень плохое произведение, которое любой хороший школьник, если он действительно хороший, может раскритиковать.
– Фальшивые ноты есть у любого поэта – никто не может уберечься от фальши – ни поэт, ни музыкант. Но у Некрасова их особенно много. «А в чем ваше счастие? – В хлебушке» (КНЖХ). <
Я стал говорить о нецельности Некрасова и о том, что цельная модель мира – явление крайне редкое, а в русской литературе 19 в. таких писателей можно перечесть по пальцам.
– Да. И только к ним можно подходить в какой-то мере как к цельным явлениям. В какой-то мере. В полной – ни к кому.
Я: – Если бы Вы писали историю литературы, как бы Вы ее построили?
– Я бы не писал. Сейчас нет никакой базы, не выяснены основные категории теории литературы. Нужна большая подготовительная работа.
<Все-таки я добился, что он ответил на мой вопрос: историю литературы он строил бы как историю жанров.>
– Всю литературу мы загнали в искусственные жанры, нами (или писателями того времени) придуманные[86]
. Лит<ературные> направления – тоже все искусственно. Дефиниции Тынянова по началу века? Тоже неудачны. Он исходил из понятия «новое – старое», а чем выше искусство, тем эта грань больше стерта. Применительно к моде, как написал Кожинов, это верно.Я высказался в том смысле, что анализ
– Конечно, понятие моды на самом деле сложнее, много сложнее. Но в целом эти категории там применить можно. Можно.
– Пишут: поэма. А что такое поэма? В разные годы она разная! Если нет памяти жанра, то мы не знаем, как подойти к произведению, что в нем искать.
У Чехова много от «Повестей Белкина», без них его не было бы.
Повесть – это что-то меняющееся, но это не абстракция. Жанр существует в творческом сознании писателя; каждая эпоха его трансформирует – именно так живет жанр, как и все живое: куколка – в бабочку, бабочка – в червяка.
– Все категории условны. Их порождает наш ум, но им нельзя присваивать онтологическое значение. Нужно всматриваться в сам предмет, в саму литературу, а не навязывать ей что-то извне. У нас навязали соц. реализм – а что это?.. (Помните – в «Фаусте» – разговор Мефистофеля со студентом?)
– Я всегда старался – и (с особым ударением)
– Семиотика нова, она позволяет осветить то, на что закрывали глаза – смотрели, но не видели. Но она верна до тех пор, пока то, что исследуется с ее помощью, не выдают за целое <полное знание о предмете>, а осознают, что это – одна из возможных точек зрения.
<