Сборник работ. Девяностые

В день семидесятилетия старику в Магадан пришли горячие поздравления от Утесова, Шульженко, Раневской, Товстоногова, Баталова, дочери Шаляпина, дочерей и сына Сергея Есенина. В этот день певец волновался как никогда. Старик несколько раз бегал то в театр, где предстоял его юбилейный вечер (как аппаратура, где будет микрофон, как стоит рояль, откуда будет свет), то к себе на четвертый этаж (благо, его нынешний дом рядом), где лежал отутюженный новый костюм. Наверное, как полвека назад, он собирался выйти из дому, перекинув через руку отполированные брюки. Но, когда он перед самым торжеством последний раз прибежал домой,— костюма не было. Кто-то выкрал. Он успел привести в порядок старый.

Теперь он на пенсии. Им пользуются иногда, чтобы заманить на гастроли других знаменитых артистов (те и приезжают часто с условием, что им покажут Козина). Местные меценаты слово держат, просят старика не отказать поглядеть на него.

Вадим Алексеевич и мне не поверил, что я приехал к нему.

— Вы, наверное, в наш театр? — дважды спросил он.

Конечно, старику было бы приятно, если бы его навестил кто-то из бывших друзей. Судьбе было угодно распорядиться так, что на гастроли в Магадан приехал известный аккомпаниатор, пианист, который когда-то юношей из провинции осмелился войти в гостиничный номер певца и просить прослушать его; который играл по-ресторанному громко, но в котором певец почувствовал музыканта и с которым начал работать; с которым связали их потом долгие годы небывалого успеха; который… Короче, он не зашел к старику — этот талантливый и очень осмотрительный человек.

— Я давно уже не выступаю. Но вам напою пленку, на память,— говорит благодарно старик.— Я ведь, как вы приехали, каждый вечер делаю эвкалиптовую ингаляцию. Вот сегодня голос уже получше.

Каждый день он пробовал голос. Прежде чем бережно убрать покрывало с крышки старого пианино, прежде чем взять первые аккорды, старый тенор надевает галстук…

* * *

Старик один, одинок. За ним присматривает Зинаида Веретнова, соседка. Вечерами заглядывают друзья, немногие, но верные, кто-то что-то разогреет на кухне, кто-то поставит чай, помогают скоротать время.

Хозяин собой не очень занят, больше — кошками, их две, одну когда-то подобрал больную, другую — побитую, обе брошенные. Сейчас крупные, ухоженные, красивые. Точнее, одна кошка — Чуня, а другой кот — Бульдозер. «Мои дети»,— говорит старик. Он накрывает им стол рядом с собой — вместо скатерти стелет на ящик свои старые афиши, они даже едят по-человечески: из мисок лапами берут в рот.

— Ночью Бульдозер меня во сне двумя лапами обнимет, а передними в грудь толкает: места ему, видите ли, мало. Они так привыкли ко мне. Они, наверное, думают, что я тоже кошка.

Когда старику грустно, он, отрешившись, обхватив голову руками, сидит за столом. Сзади, на крышке пианино, устраивается Бульдозер и тихо трогает лапой плечо старика. Чтобы он очнулся, не грустил.

Когда-то у Бульдозера был прообраз. Где бы ни выступал певец — на фронте или в тылу, перед рабочими или руководителями держав, он ставил рядом с собой на рояль маленькую резиновую серую кошку. Ни единого концерта не состоялось без этого талисмана. О причуде певца знал весь мир.

В 1943 году в один из дней знаменитой Тегеранской конференции у Черчилля был день рождения. По этому случаю пригласили на концерт лучших певцов мира, отбирать их помогал сын Черчилля.

— Если вы сочтете нужным пригласить кого-то из нашей страны, мы готовы…— предложил Сталин.

В ответ было названо имя Вадима Козина. Сталин выразил неудовольствие, но согласился: «Я обещал…»

Об этой истории рассказал мне Юрий Борисович Перепелкин, знаменитый ленинградский коллекционер пластинок, яркий пропагандист старых песенных мастеров. За подробности не ручаюсь, но сам факт этот уникальный был. Из магаданского лагеря певца под конвоем привозят в Тегеран. Он выходит на сцену перед высокопоставленнейшими особами, направляется к роялю и ставит на крышку резиновую серую кошку.

Здесь же пела знаменитая до войны, к этому времени эмигрировавшая Иза Кремер. Она успела перекинуться с Козиным: «Другого случая у вас не будет. Подойдите к Черчиллю, хотя бы к сыну, попроситесь на Запад. У вас будет все — весь мир…»

Он отказался. О разговоре узнали, Козина сразу же после концерта, снова под конвоем, увозят обратно.

— Когда-то, перед войной,— снова вспоминает Вадим Алексеевич,— мы с Дунаевским были самые богатые люди.— Вспоминает об этом устало-равнодушно.

Старик читает всю центральную прессу, выписывает также молодежные газеты всех республик (по ним следит за современной эстрадой), иногда приобретает что-то из музыкальной литературы. На день, я посчитал, у него остается в среднем по два рубля — на еду и одежду.