Сборник работ. Девяностые

Место, в общем, сходится. Ведомые Воробьев и Рыбас увидели взрыв за своей спиной, на подлете были Радошковичи, крупный пункт, нанесенный на карту, к нему они и привязали бой.

Перезахоронили летчиков только в декабре 69-го, в Беларучах.

На памятнике написали: «Неизвестным летчикам».

Версия, конечно, версия. Мы же знаем, никто в самолете Гастелло не пытался спастись.

Неожиданное известие пришло …через Варшаву. Там теперь работает Вячеслав Бриштен. Когда-то он жил в Беларучах, занимался поиском пропавших без вести летчиков в Белоруссии. За 8 лет установил могилы 60 человек. Все отпуска проводил в Подольском архиве, там и жил, в гостинице.

В очередной раз, возвращаясь из Минска в Варшаву, Бриштен заехал в Москву и сообщил невероятное:

— Из самолета Гастелло один человек выпрыгнул с парашютом. Есть документ — не в полковых, и даже не в дивизионных, а во фронтовых архивах. И не за 26 июня, а за 28-е.

Вот они, эти данные, без которых не найдешь нужных строк, как без знания кода не откроешь сейф.

Эти строки и теперь хранятся в центральном архиве МО.

«ВВС Западного фронта.

Опись 2589, д.374, лист 13. Именной список безвозвратных потерь начальствующего и рядового состава 42-й авиадивизии с 22 июня по 28 июня 41 г.

Штаб 42АД. Исх. №42 от 28.6.41 г.

Гастелло, Бурденюк, Скоробогатый, Калинин.

Примечание: один человек из состава этого экипажа выпрыгнул с парашютом с горящего самолета, кто — неизвестно.

Пом. нач. отд. стр. и кадров 42АД старшина Боков».

Почему донесение написано лишь 28-го, на третий день?

Их, ведомых — Воробьева и Рыбаса, допрашивали особисты.

Но как же писатели и диссертанты не нашли этого важного документа? Более чем за полвека. Никто, ни один исследователь не обнаружил. Если бы они искали так же скрупулезно и неистово, как Харитонов или Бриштен, то за десяток лет не то что 15 книг, и одну вряд ли можно было бы написать, и для диссертации генералу времени бы не хватило.

Допускаю, что кое-кто и знал. Но не решился рушить легенду: Герой №1, экипаж — символ единого всенародного самопожертвования.

Еще и сегодня можно многое уточнить. Похоронили ведь только двух летчиков. Останки еще двоих, считает Богушевич, по сей день тлеют в той горелой земле.