Тронулись к хутору Паньшину. Я с трудом двигаюсь, почти босиком. Врач посадила меня на сани с мешками крупы. Но и на санях долго не усидишь — мороз. Изредка делаю пробежки. Не избежал искушения, голыми руками расковырял в мешке дырку, насыпал в карман крупы. Наделав шкоду, поспешил затеряться в толпе. Но возница был начеку, отыскал меня и сдал на гауптвахту. У меня ни стыда, ни страха не было.
Дошли до хутора, а там все разбито, весь хутор Паньшино — одна хатка да два открытых овечьих базка. Мы сбились в кучку, уселись на свои мешки. Мороз уже не ощущается, наступила апатия, тянет в сон.
Растолкал, растормошил меня командир роты, тащит к хатке. Около хаты кучка начальников и комбат. Ротный подводит меня к нему и говорит: «Вот, нашел». У меня мелькнула мысль, что будут судить за крупу, но страха нет. Комбат какой-то возбужденный, испуганный, почти кричит.
— Печник, жестянщик?
Я отупело молчу, засунув руки в рукава.
— Спирту, скорей!
Ему приносят, он наливает в стакан и мне:
— Пей!
Я не реагирую. Он грубо задирает мне голову, в открытый рот плескает спирт. Я захлебнулся, закашлялся, но немного проглотил. Сознание ясное, но как будто происходит не со мной, а наблюдаю со стороны. Он выждал немного и стал потихоньку лить, а я глотать. Тогда он разорвал мне руки, и вдвоём с врачом они стали их растирать спиртом. Мне стало больно, я руки вырвал и легонько стал растирать сам. Комбат спрашивает:
— Ожил, работать можешь?
— А что делать?
— Ставить печки в палатках.
Мне стало легко и весело, я взялся за работу, ездовые мне помогают. Слышу разговор: «Прямо на ходу замерзают люди». Поставил я в двух палатках четыре печки и около последней уселся. В палатку стали набиваться люди. Кое-кто стал бредить, бросаться на раскаленную печку. Запахло паленым. Ездовые стали заносить тех, кто уже не мог двигаться. Некоторые потихоньку умирали. Я достал котелок, наскреб под собой снега, насыпал добытой крупы и поставил на печку. За ночь добычу съел.
Утром ходячих вывели на построение, попрыгал и я. Ступни распухли, наступать было больно. Около палатки штабелем лежали мертвые. Нас построили и приказали выйти из строя больным и обмороженным. Вышло около половины. Вышедших осмотрели, большинство вернули в строй. Их повели на работу.