Сборник работ. Семидесятые

…После Берлина, после войны оставалось у Дмитрия Огурцова одно важное дело. На второй день оккупации фашисты готовились взорвать памятник Ленину, готовились согнать на площадь всю Сычевку. А наутро памятник… исчез. Это Дима с отцом памятник ночью спрятали. Куда — никому о том не сказали. После войны и собирался Дима своими же руками поставить памятник на прежнее место.

— Ох, видишь вот… — Анастасия Ивановна вынула узелок, развязала его.

— На, погляди, бумага.

«…Ваш сын, красноармеец Огурцов Дмитрий Александрович… в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит… Похоронен в Витебской области, Витебского района, юго-восточнее 500 метров деревни Маклани…» В полк прибыл, говорилось в справке, 22 декабря 1943 года, и «числится убитым» 31 декабря 1943 года.

— Вот как… — сказала Огурцова, — неделю и повоевал…

— Вместо сына вы вот в Берлине оказались,— в раздумье сказал Кожухов.

— Говорила-то — так?

— Просто… слов нет. Вы не представляете, что с залом сделали.

— А зря он в училище-то не пошёл. Дима-то. Романовский Ванька пошёл, так он теперь вон на легковой машине ездит. Работает. Придёт как ко мне, дак я плачу. А Коля Сапунов, одноклассник-то, у которого Дима в Берёзовке жил, тоже живой. Он инженер, дома строит. Ко мне ходит. Придёт, на фотографию Димину посмотрит, и тоже — слезы…

…Перед отъездом был прощальный ужин. Произносились разные хорошие тосты. Гертруда и другие эрфуртские знакомые говорили Анастасии Ивановне много добрых слов насчёт того, что на таких, как она, держится мир и покой, желали ей здоровья и ещё долгих лет жизни. И Анастасия Ивановна тост сказала:

— Спасибо вам всем, вы нас тут берегли…

И ещё она добавила:

— Не дай, господь, войны.

…А в это же самое время окружной суд Эрфурта, уже без них, оглашал приговор.

— За преступление против человечества, — читал судья, — первый уголовный сенат окружного суда Эрфурта в публичном гласном разбирательстве от 2, 3, 4, 5 и 6 сентября… приговорил…

Обратная дорога была короткой. Анастасии Ивановне надо было выходить в Вязьме под утро. Все просили её обязательно разбудить, проститься. Однако она пожалела их, а когда Елена Герасимовна увидела её уже на выходе, Огурцова сказала ей: «В гости ко мне приезжай, меня в Сычевке все знают, Огурцову спроси».

По перрону она засеменила быстро-быстро, хотя до пересадки в местный, из четырех жёлто-коричневых вагонов, поезд до Сычевки оставалось ещё много времени.

* * *

Соседям своим и знакомым Анастасия Ивановна рассказывает о поездке не раз и не два. Показывает открытки, объясняет.

— Это — Бу… Бу-хен-вальд. Сколько тут наших пожечено…

Среди других открыток она хранит отдельно открытки-письма. Время от времени соседи перечитывают ей: «Дорогая Анастасия!.. Желаю Вам здоровья… Ваша Гертруда».

Сычевка

Смоленской области

1976 г.

Столько лет спустя

О том, как в Ленинграде разыскивают без вести пропавших, я слышал легенды, ехал, ожидал увидеть целый институт. А оказалось, всего-то — шесть женщин в двух комнатках. Я сразу их и назову: два старших инспектора — капитаны милиции Татьяна Алексеевна Щербакова и Валентина Андреевна Черных; инспектора — старшие лейтенанты милиции Вера Алексеевна Мелехина, Мария Степановна Светличная, Галина Федоровна Суворова и младший лейтенант милиции Тамара Михайловна Мунцева. Возглавляет розыскное отделение паспортного отдела УВД майор милиции Алексей Васильевич Бережанский.

Это они, несколько человек всего, организуют и ведут огромную работу, в помощь себе подключили радио, телевидение, печать. Ленинградские газеты завели у себя постоянные рубрики: «Из почты» «Отзовитесь», «Кто откликнется?».

Кто откликнется?.. «Я, Васильева (ныне Вишнякова) Римма Васильевна, 1938 года рождения, вывезена из осаждённого Ленинграда. Ищу кого-либо из близких. Подлинное у меня только имя, а фамилию и отчество мне дали в детском доме, там определили и год рождения…»

Блокадное детство — представить это нельзя, это надо пережить. Тыловые врачи не могли определить возраст, медицинские показатели были таковы, что даже трехлетним малышам врачи давали на год меньше. Этих детей отправляли из Ленинграда эшелонами…

Но как искать ныне родных, если, кроме имени, не оставалось порой ничего от прошлого?

Остались ещё воспоминания. Иногда полувыцветшие, полуобморочные, словно видение, иногда ясные и чистые.

Трудно этим блокадным детям, давно уже выросшим. Тем особенно трудно, кто помнит ещё родительскую ласку. Им труднее. Как слепому, бывшему зрячим и успевшему все увидеть и понять, что он потерял.

Ещё труднее примириться с мыслью о потере — матери.

* * *

Минувший, 1975 год был особенно удачным, даже счастливым для Валентины Андреевны Черных: три «дела» по розыску закончила. Вот одно из них, не самое трудное и не самое лёгкое, вполне рядовое.

Валентина Андреевна получила письмо от сверловщицы завода «Вулкан» Тамары Козуновой: «Сегодня 9 мая… Я совсем одна, так плохо быть одной… По метрическим данным, я родилась в Ленинграде, родители: Козунов Михаил, мать — сведений нет».