Сборник работ. Семидесятые

Черных запросила все районные отделы ЗАГСа Ленинграда. Ответили: «Записи о рождении за 1940 (41—42) г. р. на гр. Козунову Тамару не найдено». Черных запрашивает районы и сельсоветы области. Запрашивает вторично. В третий раз. Проверила архивы райвоенкоматов — об отце никаких следов. Запросила архивы детских домов в гороно и облоно, проверила сохранившиеся кое-где «книги движения» воспитанников в самих детдомах. С трудом выстроила Тамарину жизнь. Вот она, биография детства: Пушкинский детский приёмник, детский дом в Токсово, Черемыкинский детдом, Лужский детдом, Волосовский детдом…

Не странно ли и не грустно ли, что по долгу службы один человек узнает о другом все, а тот, другой, ничего о самом себе не знает. Тамара ещё ничего о своей жизни не ведала, а Валентина Андреевна уже знала, что мама её умерла в январе 1942 года, сама Тамара, восьмимесячная, сидела в это время возле неё, перебирала игрушки. Что отец её, и не Михаил вовсе, а Алексей, осенью того же сорок второго погиб. Что какая-то старушка подобрала её и отправила в приёмник-распределитель…

Впрочем, я забежал вперёд, следы родителей не могла Черных найти долго. Она выписала в адресном бюро всех Козуновых в Ленинграде и области — 40 человек. Со всеми переговорила — ни у кого Тамара в войну не потерялась.

— Тамарочка, милая, — время от времени просила Валентина Андреевна, — помоги мне, хоть что-то вспомни из самого раннего детства.

— Черемыкино помню, на стенах детдома широко, во весь рост, фашисты черные, в касках, нарисованы, потом закрасили. В Сиверский санаторий меня возили, туда всех дистрофиков из детдома возили. Помню, нас все время взвешивали. Коек в детдоме не хватало, помню. Кому на одного достанется — рад! Только потом, в Волосовском детдоме, это уже в 1953 году, я впервые поняла вдруг, что я сирота. К другим какие-то дяди, тети приходят, гостинцы приносят, а ко мне — никого, других на каникулы к себе берут, а я одна… Я и фамилию-то свою точно не знаю. Козунова ли…

Через полгода, 10 ноября, в День работников милиции, Черных велела Тамаре принести две фотокарточки. «Плохи дела, — сказала она, — будем печатать объявление в «Смене».

Тамара ушла, а ровно через час к Черных заглянула одна из Козуновых, уже приходившая к ней накануне. Оказывается, она была в гостях у родственников, и хозяйка дома рассказала, что в войну у неё потерялась племянница Тамара, её никто не искал, считали погибшей: в Гатчине были фашисты.

К четырем дня Тамара пришла на работу и нашла записку: «Позвони срочно Валентине Андреевне».

— Тамарочка, ты только не волнуйся, у тебя, кажется… родственники нашлись. Хорошие родственники, близкие.

Она молчит, плачет.

— Успокойся, успокойся. И никому пока не говори, будем ещё проверять.

Потом звонила снова и снова:

— Ну кто всё-таки? — Думаем, сестра. Галя. — А где она живёт? — Нет-нет, пока нет. Жди.

Через несколько дней: — Хочешь фотографию детскую Галину посмотреть? Приезжай.

Приехала, глянула и вспомнила себя детдомовскую. — Это же я. — Как? — испугалась Черных. — Нет, просто похожа очень.

«Потом, — рассказывает Тамара, — Валентина Андреевна показала мне ещё фотографию мамы. Я ревела, вообще я в те дни все время ревела».

На 17 декабря назначили наконец встречу.

«Но почему, — спросил я у Черных, — больше месяца ожиданий, когда все вроде бы ясно?» — «Что вы, это самый ответственный момент, тут надо все подогнать, чтобы сходилось. Знаете, как бывает… Московский спортсмен обратился ко мне за помощью. Одна женщина, ленинградка, узнала его: сын. Подготовили встречу, приехало телевидение. Оказалось — не сын… Это от жажды своих увидеть».

— Встречу с родными,— рассказывает Тамара, — на 11 часов назначили. А меня Валентина Андреевна к десяти пригласила и около часа готовила меня, успокаивала. Я для смелости с подругой пришла, с Таней, тоже детдомовской девочкой. Сидим. Ровно в 11 звонок: нас ждут в соседней комнате. Я встала, ноги не идут. Вошли — народу, цветов!.. И голос Валентины Андреевны слабо чувствую:

— Ну, Тамарочка, где твоя сестра?..

Кто к кому первый кинулся — не помню…

* * *

Между прочим, той, так жестоко ошибившейся женщине-ленинградке Валентина Андреевна всё-таки нашла сына — потом, позже.

— Она так маялась, — вспоминает Черных. — Я долго искала. Напала на след. Все вроде совпадает, а я парня переспрашиваю: воспоминания? «Помню, — говорит, — у мамы была зелёная юбка, и на углу дома в одном и том же месте я спотыкался, меня мама за руку удерживала». Я у этой женщины потом спрашиваю: «У вас юбка зелёная до войны была?» — «Была… А что?» — смотрит удивленно. — «А сын на одном и том же углу спотыкался?..». Знаете, с ней плохо стало…

Вначале я говорил о том, что за год у Валентины Андреевны, все три дела окончились счастливо. А что считать неудачей? Долголетние безуспешные поиски? Находят след, но оказывается… умер человек недавно?