– Давай так – ты вперед, а я – чуть погодя…
***
Солнце в тoт день почти не появлялось в небе – выглянуло, озарило мир печальным бледным светом, будто зашло проститься,и не затягивая горький миг расставания, исчезло в серых облаках. Краткие сумерки окутали северные земли,и вскоре мир погрузилcя в непроглядный мрак. Пришли Навьи Ночи.
Лучше в эти ночи не выходить за порог! Ветер вoет над лесом, вот только к голосу этого ветра лучше не прислушиваться. Не деревья в лесу трещат – Морозко бьет по ним своим посохом,и они раскалываются от лютой стужи. Люди рассказывают, он в белой шубе, с сивой бородой, лишь взглянет – окоченеешь насмерть. По лесным тропам бродят волки – его верные псы, – и души замерзших охотников. Поэтому добрые люди в Навьи Ночи, как стемнеет, сидят по домам и на двор носа не высовывают. За плотно запертыми ставнями горят свечи,топятся печи, пекутся блины– угощение Хозяину Зверей. Повсюду развешаны пучки горькой пахучей полыни, которую так боятся неупокоенные мертвецы. Женщины месят священное тесто, чтобы поставить в печь первый хлеб будущего года.
В ярко освещенном доме Богши звучат протяжные, скорбные и торжественные песни. Старуха Сухотка, бабушка кормчего и самая старая женщина на Холме и во всех окрестных деревнях, нынче отправляется к Велесу. В этом году и сомнений никаких не было, кого отсылать к Морозко с поминальными блинами и сладкой кашей– бабка сама вызвалась. Сухотке под сто лет, ветхое, иссохшее тело почти не служит ей, однако древняя старушка тверда в своем решении.
– По дому от меня толку уже никакого, глаза не видят, ноги не ходят. Все равно, чую, помру к весне. Лучше уж за весь род выступлю, дары передам, слово за вас Лесному Батюшке замолвлю…
Домашние с ней согласны. Великое, святое дело встать за род перед богами! Только жена Богши печально склонила голову да горько вздохнула, вспоминая былые годы. Одна Славуша держится в стороне, хмурится и стискивает кулаки. орошо хоть молчит, думает ее мать, а не спорит с отцом, бесстыжая. Да, девчонка с младенчества была любимицей прабабки,и сама в ней души не чаяла. Но как она не поймет, что всему на свете приходит свой срок? Молодому – цвести, зрелому – плодоносить, старoму, высохшему – сгореть в огне…
С песнями обряжают старушку в лучшие одежды. Не куда-нибудь, к богу в дом едет! Надели на слабые ноги валенки, седую голову укутали теплым платком. На двoре отец запрягает лошадь в сани. Братья принялись носить короба с дарами. Коробов было много – от всех соседей. Еле уместили все в санях, приберегли место для Сухотки.
И вот пришло время. Укутанную старушку под обе руки вывели во двор.
– А где же сани? - завертел головой Богша.
– Да только что здесь стояли, - удивленно отозвался его старший сын. – Вот сейчас медвежьей шкурой накрывал…
Но саней с дарами и след простыл. Только ворота широко распахнуты в студеную темноту.
***
На капище царили мрак и тишина. Только огромные сосны изредка скрипели, когда ветер, налетая, качал в вышине их тяжелые ветви. Славуша погоняла лошадку, стараясь побыстрее добраться до места. Страх темным облаком затаился за плечами, ожидая только подходящего мига, чтобы завладеть душой и лишить решимости. Завидев вдалеке черную стену частокола, Славуша испытала облегчение, и в то же время будто холодная рука сжала ее сердце. Она заколебалась, как лучше – въехать ли внутрь или оставить сани снаружи, но лошадь решила за нее, встав, как вкопанная.
– Что ж, и стой тут, - пробормотала девушка, распрягла ее, привязала к коновязи и потянула на себя промерзшую створку ворот.
– Ну здравствуй, Славуша, - раздался ей навстречу мрачный голос.
Недалеко от ворот, на тропинке, ведущей в священную рощу, стоял знакомый молодой новгородец.
Узнав его, Славуша застыла, вжала голову в плечи, вскинула руки, будто пытаясь закрыться. й живо вспомнились ледяные глаза воина, что довез ее до дому звездной ночью.Казалось бы ничего не случилось – ну довез,и довез. Но ни разу прежде ни один мужчина не нагонял на нее такого страха. Славуша считалась завидной невестой и привыкла, что молодцы вьются вокруг нее, стараясь угодить,и самые дерзкие смирнеют под ее взглядом. Парни с родного Холма представлялись ей кем-то вроде домашних псов – с чужаками не прочь подраться, но за своих всех порвут, а только скажи им ласковое слово – тут же подставляют пузо, жмурясь от счастья. Но тот, догнавший ее на берегу реки, показался ей опасным, как голодный волк. Славуша была пoчти уверена: пожелал, так повернул бы в лес, и только косточки ее весной нашли бы под растаявшим снегом…
– Эй, это же я, - удивилсяВелько, глядя на перепуганную девчонку. – Я ничего тебе не сделаю! Или решила, что уже Морозко встретила?
Знакомый голос помог Славуше опомниться. Она выпрямилась, подняла на боярскoго сына недоверчивый взгляд и перевела дух. Хвала богам,теперь юноша опять стал тем, с кем она накануне разговаривала у святилища. Но кто был тот оборотень?
– Здравствуй, Велько, – с трудом произнесла она.