Сборник стихотворений. Понемногу обо всём

Четыре интеллектуала:

Я, Вася Гнутый, вор Ефим,

Валера – бомжик из подвала,

Торговец в прошлом, промбытхим.

Очаг литературных знаний

В колонии – весьма убог.

Там барствует месье Ананий,

Кровей нечистых полубог.

Из-за стола, за книжной стопкой,

Торчит его носатый лик

Он парень мягкий, но не робкий,

А вес его – весьма велик.

Крутились возле книжных полок,

Небритый Тузик, Миша Лоб,

Валера Морж, Шальной Осколок

И сумасшедший Остолоп.

Лоб Миша, исподлобья глядя,

Сказал: «Солидней книжку мне

Найди. Я в этом многорядье

Теряюсь, как трезвяк в вине».

–Да вот, возьми стихи Рубцова,

Не там, а чуточку правей.

– Ну книжка – веса огурцова,

Такой не дашь по голове.

Мне нужно, чтоб в могучем томе

Был вес, формат, большой объем.

А возле поля, на бетоне,

Я смог бы посидеть на нем.

Тут встрял небрежно морж Валера:

Мишель, а помнишь, ты, крича,

Разбил лбом стенку из фанеры?

А смог бы так из кирпича?

Лоб призадумался: «То – сложно».

Но Тузик перебил его:

– Вот, если яркая обложка,

Достойна книжица того,

Чтоб глянуть на ее картинки,

Увидеть, что там за герой…

– Ну, а читать? Ответ кретина:

– Читать – вопрос всегда второй.

Вскочил Ананий, встал как свечка,

Премудрый, хитрый полугрек.

Он – уроженец Семиречья,

Где семь, не очень крупных рек:

– Кто ценит книгу по обложке?

Небритый Тузик – ты балбес.

А текст черпай, как кашу ложкой,

Ох плачет по тебе ликбез.

Есть Шолохов, Дюма, Леонов,

Думбадзе, Пикуль, Поляков.

Вот Пушкин, Лермонтов, Платонов,

Гамзатов, Симонов, Сурков…

Что, классиков предать забвенью?

Но Вася Гнутый влез, болван:

– Я помню чудное мгновенье,

Когда увидел браги жбан.

И тут Ефим, всплеснув руками,

Воскликнул: «Вася! Ты о чём?

Тебя отсюда гнать пинками,

Дубиной, или кирпичом.

Полуеврей я, но культуру

Российскую впитал в себя.

Где брага, где литература?

Чеши отсель – побью тебя».

Ефим – немножечко «с приветом»,

Я придержал: «Ты не спеши,

Прозаики или поэты

Чуть ли не сплошь – все алкаши».

Тут Остолоп, слегка краснея,

Идею двинул (идиот):

– Тот автор остальных сильнее,

Который всех их перепьет.

Иль выпустить на ринг боксерский,

Пусть пыль клубится до небес.

– Заткнись ты, Остолоп печёрский,

На ринге важен личный вес –

–Боец былой – Шальной Осколок

Сопливый нос рукой утер:

Средь писанины книжных полок,

Найдётся, чай, нокаутёр.

Ефим заметил: «Каждый мелет

Лишь в меру своего ума.

Джек Лондон, тот, небось, сумеет

Побить Фейхтвангера, Дюма,

Маринину, Арсян, Донцову…»

Ананий вскрикнул: «Ну и прыть!

Пусть лупит бездаря Овцова.

А глупых баб зачем же бить?»

С ним согласились, что негоже,

Даже расширили вопрос:

Коль бить писателя по роже,

То толку будет с гулькин нос.

Идею вбросил Морж Валера:

Зачем писателя давить?

Пусть их берет чума, холера,

А вот героев их – стравить.

Кто всех сильней, а кто проворней,

Кто лучший снайпер, кто мудрец?

Дикарь Джура из кручей горшых

Или Бюсси – злой шпаги спец?

У каждого свои ухватки,

Набор орудий и причуд.

У Мишки Квакина – рогатка,

Из тиса лук – то Робин Гуд.

Небритый Тузик с рожей мятой

Сказал, упершись в полку лбом:

– Да я их всех одной гранатой

Рвану, и только пыль столбом.

Ефим предостерег: «Ты, это,

Подряд-то всех давай не трожь.

Тебе дай волю – и Джульетту

С Анной Карениной взорвешь.

Вот, кабы Джеймса Бонда, скажем,

С Илюхой Муромцем стравить.

Ну, если, на кулачках даже» …

– Не… Бонду нечего ловить –

– Шальной Осколок был уверен,

Стуча себя по голове –

– Илья ломал любые двери,

Имел удар, так тонны две…

Тут оперок, с чутьем Мухтара

К нам заглянул, но дурь сильна.

Увидя Митю – Аватара,

Воскликнул Гнутый: «Сатана!

Изыдь немедленно отсюда,

С тобой сплошной переполох.

Не то, я в церкви, до обеда,

Поставлю свечку – чтоб ты сдох»

И опер вышел, хмыкнув криво,

Поправя головной убор,

А мы, в горячке и крикливо

Вселенский вспомнили собор.

Церковный, где набравшись духа,

Презрев шум, гам и злобный лай,

Дал Арию в скулу, иль в ухо

Святой, в дальнейшем, Николай.

А, кабы тот дал Коле сдачи,

Искровенил и нос, и рот?

Могло б случится всё иначе,

То есть совсем наоборот.

И в Рождество, хмельные хари

Вопили б, стоя у дверей:

– Мы ждём тебя о Санта-Арий,

Приди, пожалуйста, скорей!

Ни пыл, ни глупость не умолкли.

Ефим сказал мне: «Посмотри».

Достал он с верхней книжной полки

Дюма и Сент-Экзюпери.

Я выбрал книгу Полякова,

Роман «Козленок в молоке».

Вдвоём ушли от бестолковых,

С литературою в руке.

Мне начихать на крик дебилов.

Зачем мне глупый разговор?

– Скажи, Ефим, что это было?

– Как что? Литературный спор.

…

В будущее время заглянуть бы.

Как ответит судочинный люд,

За людей размолотые судьбы?

Мягок будет спрос, иль крайне лют?

…

Госдума хитростью полна.

Законы нужные рожай же!

В цейтноте бедная страна,

А время спросит с вас строжайше.

…

Поход в тюремную больницу

Грязь, сырь и посерело небо

Пошли мы с другом на приём

К врачу. Ему, а также, мне бы,

Обоим старикам вдвоём,

Нужны банальнейшие справки

О том, что к строю не годны.

Сосут болезни, как пиявки,

С приходом древней седины.

Стоит толпа из осужденных,

В десятка три больных голов.

Тут, кто умишком поврежденный,

А кто «косит», хотя здоров.

Вошли вдвоём, присели чинно.

Я к даме, Саша – к мужику.

Она мне: «Веские причины

Вас привели?» А Кучаку,

Ленивый фельдшер, с подковыркой:

– Ты, старичок, ещё живой?

Не увлекаешься мостыркой?