Сборник Забытой Фантастики №6

— Я понял! — воскликнул молодой человек после секундного замешательства. — Мы оторвем ножку от скамейки в углу и используем ее как монтировку.

Опоры скамьи оказались сделанными из закаленного золота, и после долгих скручиваний и вытягиваний они сняли одну из них.

Им потребовалось совсем немного времени, чтобы разрыхлить несколько комков мягкого минерала. А потом они стояли, тупо уставившись на это… топливо, но никак не способ разжечь его!

Напрасно двое мужчин шарили по карманам в поисках бумаги, тщетно они зажигали спичку за спичкой и подносили их к более мелким частицам. Вещество светилось, но не горело.

Эрнест внезапно встал и снял куртку.

— Я собираюсь использовать его для растопки, — объяснил он. — Сбросьте и вашу, профессор. Возможно, они дадут огня достаточно, чтобы поджечь куски поменьше. Это, безусловно, стоит попробовать.

— Я пожертвую свою шляпу! — затрепетала Милдред. — Она достаточно тонкая и без труда загориться.

— Что ж, сначала мы ее и зажжем, — согласился Эрнест и предпринял попытку. — Подержите куртку, профессор, а я воспользуюсь шляпой как запалом.

Они с радостью наблюдали, как струи пламени цепляются за шерстяные одежды. Затем Эрнест взял куртки, разложил их на полу и положил сверху несколько маленьких кусочков минерала.

В мучительном напряжении они наблюдали, как языки пламени играют с черными кусочками. И когда они, наконец, начали полыхать, казалось, что они впервые стали свидетелями чуда огня.

— Это что-то битуминозное, — обрадовался профессор, когда Эрнест отправил в огонь большие куски. — Надписи на горе Хэдли говорили что-то о лунных людях, получающих топливо из гор, но я понятия не имел, что это настоящий уголь.

Они уселись поближе к огню и наслаждались его добродушным теплом. По сравнению с их солидными атообогревателями открытый огонь внезапно показался замечательной вещью.

Они стали сблизились под чарами тлеющих углей и говорили о многом. Они согласились с тем, что их жизнь на Земле теперь казалась отдельным существованием, своего рода ярким сном. Их нынешнее состояние было еще более нереальным. Приснился ли им полет в космосе, или они видят его сейчас?

Наконец они осознали, что Он-Она прекратил свои завывания. Жажда и зарождающийся голод напомнили им, что они пробыли в пещере несколько часов. Слабый свет из щелей в крыше больше не был виден, и они знали, что наступила ночь.

Осознание этого заставило профессора Берка снова впасть в уныние. Несколько минут он сидел, молча покуривая трубку, уныло уставившись на угли, его лицо было таким же похоронным, как и окружающий мрак.

И когда он поднял голову и заговорил, его голос был мрачным от безнадежности.

— Мы обманули холод только для того, чтобы погибнуть еще более жалко. И я мог бы спасти вас обоих, отдав свою никчемную жизнь.

— Жизнь, — продолжил он с философским уклоном, — что это, в конце концов? Я часто вспоминаю смерть Роберта Ингерсолла[10].

— Жизнь — это узкая долина между холодными и бесплодными вершинами двух вечностей. Мы тщетно стремимся заглянуть за пределы высот. Мы взываем вслух, и единственный ответ — это эхо нашего жалобного крика. С безмолвных уст безответных мертвецов не слетает ни слова, но в ночь смерти надежда видит звезду, а внимающая любовь может услышать шелест крыла.

— Любовь. Я знаю, мне кажется неуместным даже произносить это слово. Мир всегда считал меня холодным, эгоистичным старым мизантропом, неспособным на сантименты. Но сейчас я стою лицом к лицу с любовью. Я говорю о вашей любви друг к другу. Я разгадал ваш секрет, если это действительно секрет, давным-давно. И с тех пор, как мы вместе, я полюбил вас обоих, как если бы вы были моими собственными детьми. Вы заполнили огромную пустоту в моей жизни.

Его голос дрогнул и в нем была бесконечная печаль, когда он продолжил:

— Что-то, называй это как хочешь, говорит мне, что я не выйду отсюда живым, но мне кажется, что я вижу, как я отправляю вас на Землю идущих рука об руку.

— О, профессор! — Милдред плакала. — Ты не должен говорить о том, чтобы покинуть нас. Мы найдем какой-нибудь способ сбежать, и ты вернешься на Землю вместе с нами.

— Может быть, и так, может быть, и так, — успокаивал он ее. — Теперь я собираюсь лечь у огня и попытаться забыться сном.

Потянулась долгая ночь. Эрнест и Милдред сидели поближе к углям и говорили обо всем, кроме своей растущей жажды и голода и того факта, что дым медленно заполнял комнату.

Наконец они заговорили о любви, и Эрнест впервые прижал ее к своей груди.

— Моя Лунная девочка, — прошептал он.

— Как давно ты любишь меня? — дрожащим голосом спросила девушка.

— С того дня на берегу моря, когда ты стояла на скале и бросала вызов шторму.

— Как давно это было, — пробормотала она и положила голову ему на плечо.

Профессор спал урывками, и однажды его спутники услышали бормотание: "внимающая любовь может услышать шелест крыла".

Роковые часы тянулись незаметно. Эрнест пытался отвлечь Милдред от мыслей об их бедственном положении, рассказывая ей о своей преданности. Время от времени он вставал и подбрасывал в огонь еще угля.