Сброд

– Мне такая засада не кажется безнадёжной. Меня тревожит другое: этот Афанасий, управляющий Кременца, как-то слишком легко готов предать своего господина. Видок у него холёный, на недовольного жизнью он не похож. С чего бы ему так рьяно помогать нам? Ты, Мстивой, как бывший дружинник, ничего о нём не слыхал?

Мстивой молчал, сосредоточившись на своих мыслях. Потом он выглянул в полукруглый проём, выходящий на проход к воротам крепости. Там, возле нескольких телег, которыми всё ещё был перекрыт выход из Кременца, до сих пор стояли два десятка людей Ворона, явно не ослабивших готовности к внезапной атаке на их участок. Среди них был и Волибор. Он же, наоборот, с головой ушёл в размышления, и казался несколько подавленным. Глядя на него, Мстивой наконец ответил Вуку:

– По-моему, когда-то давно, в дружине ходила некая история об управляющем Кременца, точнее, о его маленьком сыне. Я никогда не любил слушать истории простых дружинников, которые передаются у них из уст в уста. У каждого нового рассказчика, они обрастают новым слоем нелепых домыслов и выдумок, в правдивости которых, он готов поклясться здоровьем всех своих родных. Вобщем-то, поэтому я ничего и не запомнил. А вот наш проводник – бывший тысячный – вполне может знать эту историю, да ещё и из первых уст, как человек приближённый к князю. Эй, Волибор!

Громкий и чёткий крик Мстивоя, заставил бывшего тысячного вздрогнуть, оторвавшись от душевных терзаний. Он мигом нашёл взглядом атамана, в полукруглом проёме на втором этаже, и вопросительно на него уставился.

– Волибор! – на всякий случай повторил Мстивой – Подымись сюда, к Залу Совета, будь добр. Нам нужно кое-что узнать у тебя.

Мгновение нерешительно помявшись, бывший тысячный всё же выдвинулся в указанном направлении, а Мстивой повернулся к остальным атаманам. Волибор шёл сейчас к залу совета так, как будто ноги у него окаменели. Ему хотелось, чтобы этот непродолжительный путь, сейчас сделался бесконечным. Разные мысли вихрями кружились в голове бывшего тысячного, то взбалмошно взлетая, то, притихнув, опускаясь. Сейчас угрызения совести, сомнения в правильности своего решения, относительно помощи разбоям в овладении Кременцом, уступили место банальным опасениям за свою жизнь. Волибор видел, что его роль уже сыграна, и понимал, что разбои в принципе больше в нём не нуждаются. Для чего его сейчас позвали? Зачем он им ещё может быть нужен? Хотят от него избавиться? Но зачем им это? А всё ли, что делают эти люди, имеет смысл? Могут убить просто так, чтобы показаться значительнее самим себе… Единственным, что слегка успокаивало Волибора, было оружие, которое у него так и не отобрали. Погладив рукоять меча, бывший тысячный твёрдо решил, что если почувствует явную угрозу, то перед смертью постарается зарубить одного-двух атаманов.

Когда Волибор, наконец, поднялся по ступенькам, и приблизился к атаманам, те рассказали ему о разговоре с Афанасием, о том, что Батурий уже возвращается из Радовежа, и о предложенной управляющим засаде. Атаманов больше всего интересовало, известны ли Волибору какие-либо обстоятельства, на основании которых, можно было бы поверить, что Афанасий действительно готов предать Батурия. Выслушав всё это, бывший тысячный, как бы нехотя, ответил: