Сброд

– Нет. Меня заманили туда обманом. До этого, с малых лет я выполнял тяжёлую и грязную работу в речном порту Славнограда, жил в бедняцкой ночлежке. Для меня раньше тоже каждое утро начиналось с забот и шума, так что я понимаю, о чём ты говоришь.

– И что, у тебя никогда не было отчего дома? Ты не помнишь своих родителей? – сочувственно спросил Всесмыл.

– Нет, у меня был дом, я помню своих родителей. Я был единственным ребёнком в семье. Когда я был ещё мал, отец погиб на стенах Славнограда при осаде Батурия. Мать очень убивалась по нему, изводила себя тоской. Потом стала ходить в церковь Исы. Попы сразу стали нашёптывать ей, что только в покаянии, в отказе от мирской жизни, заложено её искупление. Она готова была уйти в монастырь, просила меня последовать её примеру, дабы «спастись». Я отказался наотрез – даже в раннем возрасте мне не внушали доверия священники. Но попы убедили мою мать, что она может спокойно уходить в монастырь, а за мной обязательно присмотрят, пока я сам не смогу добывать себе пищу. Она согласилась. Её увезли, и больше я её никогда не видел. А через несколько дней, пришли церковные служки, и выкинули меня на улицу. Мой дом продали, а мне осталось ночевать где придётся, да есть что под ноги попадётся. Хорошо хоть в речном порту стали давать мне какую-нибудь работу. Для того, чтобы по-настоящему помогать, я был ещё слишком мал и слаб, но один тамошний распорядитель постоянно мне находил задание по силам, да подкармливал понемногу… жалел, наверное. Со временем я окреп, стал выполнять работу потяжелее, соответственно и оплату стал получать деньгами. Гроши, конечно, но всё-таки… Стал снимать место в ночлежке… Одним словом, хорошего мне вспомнить нечего.

– Знаешь, – словоохотливый собеседник стал деликатно выводить Духовлада на интересующую его тему – С тех пор, как я здесь, мне много раз доводилось видеть, как убивают людей. Не хочу, чтобы ты подумал, будто я испытываю удовольствие от таких зрелищ… Хотя, впрочем, не думаю, что тебе есть до этого дело. В общем, я уже стал разбираться, когда человек отнимает жизнь впервые, а когда уже к этому делу привычен. Товарищ твой – Далибор – когда с толстяком разбирался, начал его речами грозными пугать, а сам не знал с какой стороны подойти, с чего начать. Я тогда сразу решил, что ему ещё не доводилось чужой крови проливать. Но ты-то – совсем другое дело! Я слышал, как многие разбои говорили, мол, ты старого деда выбрал, вот потому так гладко и обошлось… Но я-то видел! Видел, как ты подошёл, и просто, без лишних движений, без ненужных слов, одним ударом убил того обозника…

– Двумя – поправил Всесмысла Духовлад, открыв глаза и повернувшись к собеседнику лицом.

– Смертельным был уже первый… Вобщем мне сразу подумалось, что ты в этом деле человек опытный… – ответил тот и, немного подумав, опасливо уточнил – Или, может, я не в своё дело лезу?

– А ты для кого интересуешься? – ответил Духовлад вопросом на вопрос, «обострившимся» взглядом впившись в глаза беглого богослова.

– Да что ты, что ты! – стал поспешно оправдываться Всесмысл, пряча испуганный взгляд и поёжившись от пробежавших по спине мурашек – Для себя, конечно! Всё проклятое любопытство, будто мало мне за него доставалось… Ну, не хочешь, так не рассказывай, только не смотри так на меня, а то у меня сейчас душа из тела выпрыгнет!..

Духовлад отвернул голову обратно, и вновь прикрыл глаза. Всесмысл был ему симпатичен, и забавлял своей безобидной пугливостью. Выдержав короткую паузу, он заговорил:

– Да как опытный… Пару раз на арене дрался. В настоящих битвах не участвовал. Наставник мой, правда, настоящий вояка: бывалый, хитрый, в воинских искусствах сведущий. Он-то, меня много чему учил, только большую часть я в деле ещё не пробовал, не довелось. Посмотрим, какой из меня толк выйдет.

– Выйдет толк, – успокоил Всесмысл – Разбойничье дело тоже ведь не настоящая война. Здесь и в отребье всяком толк видят, а ты уж и подавно отличишься, помяни моё слово!

Духовлад на то ничего не ответил – не любил хвастать и наперёд загадывать. Беглый богослов решил пока его больше разговорами не тревожить, и тоже молча любовался пейзажем, хоть давалось это ему не так уж легко. Через некоторое время из сруба показался Далибор, и все трое стали понемногу собирать нужное для приготовления обеда, что было главной обязанностью Всесмысла в лагере.

Сперва нужно было принести дров. Да так, чтобы на три костра хватило, так как готовился обед сразу в трёх больших котлах, иначе на всю ораву не хватило бы. На окраине лагеря находилась достаточно большая лежанка дров, возле которой торчал из земли пень, шириной в обхват и высотой по колено. На этом пне дрова и кололи, о чём свидетельствовало большое количество мелких щепок, валяющихся вокруг, и глубоко загнанный в него большой колун. Прикинув примерный вес инструмента и глубину, на которую он погрузился в пень от удара, после чего скептическим взглядом оценив тщедушную комплекцию Всесмысла, Духовлад с ехидной улыбкой заключил:

– Я так понимаю, что колоть дрова не твоя обязанность…