Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний

Гермес задумчиво улыбнулся, поправил распущенный узел шелкового галстука, взял театральную паузу, рассматривая неспешно людей в баре, и вдруг посреди сплошного гомонящего фона зацепился взглядом за длинные пальцы с утратившим свежесть маникюром, тонкие руки, изящные запястья. Девушка старалась не глазеть, очевидно, на их компанию, но так же очевидным было то, что ей это плохо удавалось. «Так себе актриса», – подумал Гермес, поймал ее взгляд и улыбнулся, вложив в улыбку всю ослепительную силу своего божественного статуса. Девушка вздрогнула, как заяц, пойманный в прыжке за уши, и вдруг его собственное сердце издало какой-то неловкий музыкальный звук и бешено застучало в ушах. Девушка отвернулась и сосредоточенно начала читать переписку в перевернутом вверх ногами телефоне.

«Это что еще такое», – удивился Гермес впервые за много веков, но не подал вида.

«Попался», – подумал Локи, одним глотком допил успевший нагреться виски, хлопнул ладонью по стойке и сказал:

– Ну что, молчание – знак согласия. Разбегаемся?

– Ладно, – нехотя сказал Гермес. Бармен принес терминал, Гермес положил на него ладонь, и машинка тут же заскрипела, выплевывая чек.

– Ух ты!.. – изумился бармен. – А как вы это так сделали?! У вас где пейпасс-то?..

– В базовой прошивке, – усмехнулся Гермес.

– «До чего дошел прогресс, до невиданных чудес», – пожал плечами бармен и тут же принялся строчить об этом чуде в инстаграм.

Гермес еще немного постоял на улице, вдыхая плотный городской воздух. В окно было видно, как девушка, сидящая за стойкой, беспомощно озирается по сторонам, пытаясь понять, в какой момент они с братьями исчезли, из окна стоящей в плотной пробке на набережной машины на него пристально и безразлично смотрела с заднего сиденья огромная рыжая дворняга.

* * *

– Наталья! Это не собака, это какой-то Чаушеску, – никогда еще Наталья не видела мать настолько взволнованной. «Надо же, первые человеческие эмоции за все это время», – ехидно подумала она и сказала:

– Ну тогда я его так и назову. Чаушеску.

Чаушеску, развалясь посреди ковра, чувствовал себя совершенно превосходно и ясно давал понять, что в этой квартире он прижился и уходить отсюда не собирается.

– Знаешь, Наташа, мне кажется, этому маргинальному чудовищу только чучела совы и балалайки не хватает, – беспомощно сказала мать. – Чем мы его кормить будем? Краковской колбасой?

– Почему же, хотя почему бы и нет, я считаю, что пусть ест то, что ему будет нравиться.

– Пропал Калабуховский дом! – поджала губы мать и вдруг неожиданно громко расхохоталась.

Калабуховский дом пропал начисто – целую неделю Наталья «гасилась», как говорил ее молодой коллега-дизайнер, и брала на работе трубку через раз. Мать звонила каждые полчаса с самыми подробными отчетами – чем Чаушеску поужинал, как покакал, как прекрасно он ходит на поводке, в зоомагазине на него не налез ни один комбинезон, сколько попыток подраться с приличными псами он предпринял, а также что соседка Зинаида настолько охамела, что спрашивает в лоб, в каком сообществе инопланетян мать взяла этого урода, но дети Зинаиды могли бы составить основу партизанского отряда и ползком гладят собачку, что ветеринар отказался стричь Чаушеску когти потому, что Чаушеску загнал в процедурном кабинете ветеринара на шкаф, как кошку мадам Поласухер. И бесконечное другое.

– Надо же, – изумлялась Наталья каждый день, возвращаясь домой и заставая эту идиллическую картину – как, оказывается, немного было нужно, чтобы соскочить с иглы одобрения.

Сама она Чаушеску полюбила как собрата по сопротивлению и даже в некотором роде учителя – он был настолько индифферентен ко всем попыткам матери научить его манерам, что потихоньку Наталья начала брать с него пример.

Так продолжалось, пока Наталье не позвонил врач скорой – Чаушеску дернул за овчаркой, оставив на перилах около магазина обрывок поводка, увидев который, мать упала на землю без звука.

Скорую вызвали прохожие. Они же передали бригаде врачей разбившийся при падении телефон.

****

– Добрый вечер! Можно я у вас объявление повешу?

– Что еще за объявление?

– Вот. У меня собака пропала.

– Нет, вы знаете, мы такое не практикуем.

– Ну пожалуйста, можно я на стекло двери повешу?.. Я его здесь рядом подобрала, может быть, он сюда вернется и его увидит кто-нибудь!

– Нет, извините, мы не можем. Повесьте снаружи на стене. Девушка, вот не надо плакать на меня, пожалуйста, в баре есть правила.

– Че, блин, за сервис!.. Жалко тебе, что ли, бумажку повесить? Не видишь, горе у человека!

– Так, если вы будете орать, я вам не налью больше и вообще попрошу уйти.

– Ой, да на здоровье, не очень-то и хотелось деньги тратить в таком паршивом месте, все равно ваш сидр как моча ослиная!

– Девушка, все, до свидания!

– Ну и пошел ты!.. Дай свои бумажки. Что ревем? Как зовут?

– Наташа!..

– Я Катя, очень приятно. Слушай, это не ты тут с табуретки орала на таксопарк так, что на весь город было слышно?

– Я!