Счастье подобно бабочке...(СИ)

Безумный страх обуял юношу, и он, забыв обо всем на свете, отчаянно заколотил обеими кулачками в дверцу повозки.

- Пустите, отпустите, я не хочу, боюсь! - фальцетом закричал он, не ощущая боли в сбитых в кровь костяшках. - Я графский сын, а вы прислуга, вы не имеете права так поступать со мной! Отпустите меня, слышите, я приказываю вам!

Повозка остановилась и засов вытащили из паза. Дверка распахнулась, но вместо желанной свободы Оли получил кляп в рот и веревку вокруг тела, туго стянувшую заодно и его руки в запястьях. Затравленно вглядываясь в полумраке в лица своих тюремщиков, он чувствовал, как по щекам текут горючие слезы, а весь его вид являет довольно жалкое зрелище, совсем неподобающее его высокому статусу. Его, графа, пусть и младшего сына омегу, скрутили обычные слуги, стоящие по социальной лестнице на несколько ступеней ниже! Как же посмели прикоснуться, жалкие плебеи! Ну вот я вас…

- Простите, молодой господин, - склонился в поклоне один из стражников, - Его Милость граф Филлип предвидел, что вы, возможно, будете шуметь, и дал нам полномочия утихомирить вас. Прошу вас, будьте благоразумны, иначе будем вынуждены надеть вам на голову мешок и спеленать, как непослушного ребенка, по рукам и ногам.

Оливьер возмущенно замычал, но стражник поклонился еще раз и захлопнул дверку. Свет от дорожных фонарей исчез, и Оли снова погрузился в темноту, уже жалея о своем глупом порыве. Дурак, ведь знал, что не добьется ничего, и все равно взбрыкнул!

Он сделал попытку сесть поудобнее, но стало только хуже. Веревки ощутимо врезались в тело, а кляп мешал дышать. Слезы по-прежнему катились по лицу, дыхание с шумом вырывалось из ноздрей. Оли прикрыл глаза и постарался успокоиться, что удалось ему, хоть и не сразу. Рессоры у повозки были хороши, они покачивали мягко, словно на волнах, и незаметно для себя он задремал, еще успев на грани яви-сна удивиться - как же так? Его связали и везут на пытку, а он способен отрешиться от всего и спать?

А разбудила боль в ушибленной спине и ощущение, что он куда-то падает. Оливьер попытался вскрикнуть, совсем забыв, что рот надежно заткнут кляпом. Тело скрючилось в неудобной позе, и он не сразу понял в темноте, что соскользнул с сидения и лежит теперь на полу, а вернее, на боку кареты, ибо по каким-то неведомым ему причинам она опрокинулась. Где-то сбоку громко и натужно ржала лошадь, кричали его конвоиры, к их голосам примешивались еще какие-то грубые и незнакомые - по всему выходило, что на них в лесу кто-то напал.

Беспомощное положение не давало омеге никакого выбора, все, что он мог - ждать, чем закончится ночное происшествие. Оли и прежде слышал о грабителях, то и дело тревоживших мирных путников, но в последнее время жил за городом и как-то позабыл об их существовании, занятый своими заботами. Но вот отец другое дело, как же он мог отправить сына в столь опасный путь с такой немногочисленной охраной? Или он не рассчитывал, что скромная повозка привлечет внимание ночных злодеев?

Шум потасовки стих. Оли отчаянно пытался разобрать по голосам, кто победил, но плотно закрытые дверцы заглушали звуки почти наполовину… О, нет, не может быть!

- Дерьмо! Сколько трудов - и все напрасно! - отчетливо услышал он слова одного из налетчиков. - Всего лишь пять монет! А у тебя?

- И вовсе ни одной, - буркнул другой голос. - Давай проверим, что в повозке. Наверняка, там знатный пассажир с тугим мешком золота!

Раздался скрип вытаскиваемого из паза засова, дверь распахнулась, и в лицо Оливьера ударил яркий луч дорожного фонаря. Он крепко зажмурился, ослепленный светом, а когда снова решился открыть глаза, его в упор разглядывали два бугая с завешенными черными повязками лицами.

“Вот же везет мне на злодеев в масках - то вор залез, теперь разбойники с большой дороги! Как будто бы все графство вышло на разбой!”

- Ыыы… уууу! - замычал омега, привлекая к себе внимание неизвестных. “Ну что уставились, вытащите же кляп!”

Однако вместо кляпа наружу вытащили самого Оливьера. Он сморщился от вони этих мужиков, от них смердило табаком, давно немытым телом и вином - как от слуги пьянчуги в загородном доме. Оли хотелось отвернуться, но его держали крепко. Да, эти церемониться и нежничать не станут, как вор с татуировкой на руке, они порвут его на части! В сердце с запозданием прокрался жуткий страх от близкой перспективы быть изнасилованным и избитым, а тем временем грубые руки бесцеремонно обшаривали его тело в поисках сокровищ.

- Мы дураки, - с досадой буркнул один из разбойников, - чего мы думаем найти на этом парне? Он пленник, связан, кляп во рту. Какие деньги могут быть у пленника, сам посуди?

- Ты правду говоришь, - угрюмо согласился второй, - от злости разум отрубило. А ну-ка посвети омеге в морду, Юл! Смотри, а он неплох, милашка. Может, не зря мы тут торчали столько времени в засаде?

- Ыыыы! - снова отчаянно завыл Оливьер.

- Чего-то хочет нам сказать. Ну-ка, давай послушаем его, - кляп вынули и омега жадно облизнул пересохшие занемевшие губы, не сразу сумев выдавить из себя хотя бы слово.