Я и сам был когда-то таким же, беззаботно вовлеченным в процесс игры в машинки… Собирал конструктор, строил дома, из бумаги делал самолетики и пускал их по двору, резвясь, совершенно не задумываясь ни о чем.
Не забыть и как я приносил домой брошенных кошек и щенков, умоляя маму отвезти их в приют или забрать себе, но на второе мама выражала отказ, поэтому и с неохотой отвозила животных в убежище.
По сей день помню, когда Ник на мой семилетний день рождения подарил мне одежду рыцаря с доспехами, и я, достав из коробки меч и надев на себя шлем, принялся торжественно кричать Милане, лежавшей тогда в гамаке, строча что-то в своем дневнике: «Я спасу тебя, прелестная принцесса! Я ваш доблестный рыцарь и готов отдать свою жизнь за тебя! Есть те, кто обижал вас? Я уничтожу их одним лишь взмахом!» Милым смехом она отвечала на мою детскую болтовню и ворчала, что я отвлекаю её. Трудно было вытащить её из этой писанины. Пока другие играли в куклы, она писала и писала… Однажды (ей я не говорил об этом) я пробрался в ее комнату, пока в ней никого не было, и любопытным оком прочел несколько строк в её дневнике, оставшемся лежать в открытом виде на столе. До сего времени помню: «Привет, дорогой дневник. Как у тебя дела? У меня отличные! Сегодня мы с Джексоном, Питером играли в салочки и прятки. Было весело! Но братья вечно дрались из-за того, кто будет первым водить. Они всегда не могут поделить между собой любую вещь. Когда я попросила, чтобы кто-то из них принес мне апельсиновый сок, они оба потащились на кухню, к холодильнику, чуть ли не снесли наших мам, готовящих ужин, и затем каждый из них поспорил, кто быстрее добежит обратно, чей сок я и выпью. Смешные такие! Но я люблю их».
Я еще долго ходил потом и думал, что значит она любит «их». «Как это она любит нас обоих? — спрашивал я себя, будучи мальчишкой, не ведающим в любви. И приговаривал, насыщаясь злобой на Питера: «Я сделаю так, чтобы она любила только меня». Наши перепалки с ним родом из детства.
— Джексон, — окликает Александр, возвращая меня из воспоминаний назад в суровую реальность, — а можно задать вам вопрос?
Этот смышленый парень никак не отходит от меня. С самого первого дня знакомства прилип ко мне, как банный лист. И про работу мою расспрашивал, и про другие увлечения. Докладывал, какая коллекция машин у него собрана дома и как он любит помогать животным, часто посещая с мамой приют. Удивляясь сходству его и моих мыслей, интересов, я узнаю в нём себя. Иногда у него проскакивают взрослые рассуждения на тему жизни, профессии, как он хочет быть учёным-космонавтом.
Я киваю, глядя на него, рассуждая, как он к тому же похож на меня по внешнему прикиду.
— Что для вас «любовь»?
Услышав его вопрос, из меня сначала исходит удивленный смех. Я-то предположил, что он спросит что-то из детского репертуара.
— Александр, а с чего бы вдруг тебя заинтересовала «любовь»? — Я стряхиваю пылинку с рукава, раскидывая мозгами над тем, что изрек мне будущий филолог.
Не имея опыта общения с детьми, частенько сомневаюсь, как разговаривать с ними: по обычаю или переделывать реплики, упрощая их содержание. Но с Александром всё иначе. Он заявил о себе в первый день нашей встречи сурьезным, смелым юношей, каждый разговор с которым должен быть как с мужчиной.
— Я читал, что если мужчина любит девушку, то он пойдет на все, чтобы сделать её счастливым. И хотел узнать у вас, так ли это?
Я делаю широкими глаза.
— Иисусе, Александр! — выказываю с неприсущим мне ошеломлением. — Что же за книги ты такие читал, где такое пишется?
— Классическую литературу, — отвечает он, приводя меня в изумление.
В его-то возрасте я упивался над короткими рассказами о подвигах Геракла, о богатырях и рыцарях, и то, каюсь, частенько просматривал в сборниках лишь картинки, нежели внедрялся во внимательное чтение.
— И кто же заставил тебя, юнец, читать такое?
— Сам.
Я пораженно смеюсь.
— Уильям Шекспир писал, что «влюбиться можно в красоту, но полюбить — лишь только душу»!24
И он же говорил, что «у всех влюблённых, как у сумасшедших, кипят мозги»25. И мне стало интересно, что же такое «любовь», почему она и хороша, и опасна в то же время?!Александр приводит меня в шок своей эрудицией, и я чуть ли не давлюсь слюной. В настоящем мире все дети такие умные? И детьми их не будет справедливым называть.
— Да… верно он говорил, — дивлюсь я и припоминаю цитату этого писателя, которая так глубоко укоренилась во мне: — «Любовь придает благородство даже и тем, которым природа отказала в нем»26
. — Я пытаюсь сформулировать ответ на волнующий его вопрос, как можно проще: — Александр, наступит день, когда ты сам поймешь, почему настоящая любовь ввергает и в блаженство, и бросает в терзающую бездну.— Тогда зачем она нужна, если так плохо от неё? — настойчиво углубляется он в эту тему, которая подчас захватывает и меня. — Сам же делаешь себе хуже. Нужно ли любить, чтобы затем страдать?!
Перебирая мысль за мыслью, думая о своей любви, я подаю голос, не замечая того:
— Нет жизни без дыхания, так и нет жизни без любви.