— Таки я еще и ваш сообщник, получается? — В его глазах читается настороженность. — Ну и ну. Не дерзай питать и даже тени надежды, что я встану на вашу сторону. — Босс заговаривает строже. — И что за завязывание новых знакомств? Надрать бы уши твоим поклонникам, — полушутя замечает он. Что он имеет в виду? — По всей столице тебя разыскивают. Что за дела? — Догадка теснится в мозгу, что беседа будет вестись про Мейсона. Я жду, когда он закончит, чтобы огласить правду. — Намерений тронутого умом влюбленного мы не знаем. И до чего он может зайти? И кто этот юноша? Я что, опять-таки о чем-то не оповещен? Неприличные слова так и лезут на язык… — На мгновение он почесывает усики, закатывая глаза вверх, тормоша извилинами. — И не пытайся исказить истину, что тебя привлекают статные, немалоизвестные мужчины! — Мой рот приоткрывается от неожиданности. — Милана, к тебе настоятельная просьба остановиться на ком-то одном! Ты у нас дама, модель востребованная, но… — с ухмылкой сказав, он приостанавливается, — …нужно придерживаться условий, прописанных высшим руководством в месте твоей профессии, — ворчит он и выдает парочку ужасных проклятий, что ему приходится разгребать подобного рода ситуации, когда других дел невпроворот.
Его суждения с вульгарным смыслом завладевают мной целиком с непреодолимой силой, давя так, что я чувствую себя скованной по рукам и ногам, — со всех сторон меня окидывают булыжниками — отчего я тотчас выхожу из страдальчески-обессиленного состояния в раздраженное, и у меня поворачивается рука высказать сущую правду:
— Максимилиан, да за кого вы меня считаете? Дама востребованная? Вы даже не знаете меня, но пытаетесь дать оценку вещам, имеющим отношение ко мне! Вы только по этой причине задерживаете меня? Можете быть полностью спокойными, ибо больше некого прикрывать, нечего охранять! Считайте, что вы не знали обо мне и Джексоне. — И вдруг злоба сильнее вскидывается во мне: — Личная жизнь на то и личная, но ваше отношение к личной жизни других настолько щепетильно… Даже не только сейчас… Именно моя личная жизнь с самого первого дня, как только я стала моделью, вас всегда чересчур интересовала. Вы будто из кожи вон лезете, чтобы задеть меня, то ограничивая мое общение с Джексоном, то, напротив, вынуждая, чтобы я была с ним в одном проекте… Вы даже ничего! Ничего не знаете о нас! Не знаете, что нас связывало и связывает с самого рождения! Вы верите всяким слухам, но не проверяете их достоверность! Вы не знаете, что связывает меня и Даниэля, но продолжаете заниматься осуждением! — Нервы настолько на пределе, что в таком самочувствии я распахиваю путь безжалостному крику подсознания и говорю, что приходит в голову, срывая на него свою горечь: — Джексон совершил ошибку, доверившись вам! Вы не знаете ничего, но смело обсуждаете наши отношения, как свои! Все их обсуждают, все высказывают недовольства на этот счет, но я устала от этого, понимаете? Я устала… Считаете меня блудницей? Так и скажите! Зачем ходить вокруг да около? Зачем демонстрировать вашу ложную одаренность врожденной деликатности? То у меня знакомства, то я не могу с кем-то общаться… Вас всегда что-то не устраивает во мне! Помимо меня есть другие модели, у которых друзья-парни за рубежом, но, видите ли, их вы не трогаете, а на меня льются постоянные упреки! — Он хлопает глазищами, приподнимая брови. — У вас было другое отношение ко мне до того, как я не защитила проект! А что сейчас? Сейчас вы взялись за старое, — я приглушенно вскрикиваю; комок почти в горле. — Если что случись, виновата Милана Фьючерс. Я устала от этого… — Слезы перехватывают горло, и я стихаю. Годами работая и обучаясь здесь, я помалкивала, прикусив язычок. Максимилиан больше десятка раз унижал меня, а я боялась сказать и дышать при нем, а где-то в центре груди все нарастало и нарастало… И излилось.
Взгляд его ошеломленных глаз повисает на мне. Кто ожидал, что меня так словесно прорвет на части? Точно глас вырвался из раненного сердца.
Каждый день, предавая душу пыткам раскаяния, я ухватываюсь за тоненькую нить, чтобы не грохнуться глубже. Беспредельная пустота! Кто бы только знал, чего мне стоит новая жизнь. Не осужденная ли я на смерть в таких условиях? Я живу с тем, кто заглянул в лицо смерти. Он вызывает во мне необоримую жалость. Я отдаю себя, чтобы помочь ему… Я не жалуюсь, нет. Но мне трудно, немыслимо трудно связать себя с видоизмененной действительностью и по сию пору существовать под покровом лжи.