Счастье в мгновении. Часть 3

— Да… мысль философа? Тебя? — легкозвучным голосом шуточно спрашиваю я.

— Твоего папы, малышка. — И через немного: — Я увидел в его записях одно четверостишие, оно не было подписанным и адресованным… И звучало так:

Я ждал тебя и среди миллиардов звезд искал тебя одну,

Как жадно я смотрел в чужие лица.

И пусть исчезнет свет, весь мир пойдет ко дну,

Моя любовь к тебе во мне не растворится.

— Так красиво можно написать только тому, кого сильно любишь, — тонко намекает он.

— Нет, Джексон, нет, не посвящен он мне. Скорее, он написал это какой-нибудь женщине.

Еще немного переговорив об отце, он умоляющим голосом принуждает меня приехать завтра к ним на обед и, наконец, выслушать его, на что я обещаю хорошо подумать и по итогу говорю утвердительный ответ.

— И… не могу сдержать слово Ника и спрошу у тебя: «Что было в том коробке, который тебе передала подруга?»

— Коробке? — спрашиваю и затем думаю: «А при чем здесь это?!» — Это подарок для меня — платье.

Он так широко улыбается и с трепетом вздыхает.

— А что? И что означает твоя улыбка?

— Это подарок от отца тебе…

Я делаю сомневающееся выражение лица, маскируя немой вопрос гримасой.

— Как от отца? Да нет же, оно…

— Оно от отца, родная. Твои доводы ошибочны. — Он гладит мою ладошку, не давая прохода волнению.

В круговороте мыслей, я разгадываю догадку той открытки, которая лежала на дне подарочного ящичка с пометкой «Жизни моей».

«Папа… я не верю… я не верю… Способен ли он на такие поступки?»

— Не желаю пророчествовать, но он слаб… морально слаб. Скрывает нетвердость поступи бодрым духом, его беспокоит слабеющая память, участились сердечные приступы… — Он так тревожится за него. — Любимая, ты излечишь его одним своим присутствием.

И поэтому он превратился в тростинку, грязную и потрепанную с обвисшей кожей на скулах. Я еще раз заверяю, что приеду и Джексон, поцеловав меня, примечает, что прошло два часа с момента нашего ухода и нужно помимо воли возвращаться в реальность. Луиза бы сказала так: «Мы были так далеки от действительности, не сознавали, где находимся, теряя всякое представление о времени, и только чувствовали, как нужны друг другу».

Одеваюсь, а укоры совести перед Даниэлем за всё, что я вытворяю за его спиной, не покидают меня. Но одним убеждением я их отгоняю, что они таят во влюбленном сердце: «Совершенно безрассудно, но я люблю… Я люблю Джексона».

Посматриваю на любимого и невзначай улыбаюсь. Тело охватывает блаженное чувство, когда дышишь так вольно, так легко, когда с каждым хочется поделиться своим счастьем, пронизывает такая радость, и не задумываешься, какими способами вы вдвоем оказываетесь в этом мирке, мирке, созданном для вас двоих, мирке уединения двух сердец. В каком бы месте вы бы не находились этот мирок существует, когда вы рядышком. Хочется одарить каждого избытком своего счастья.

Мы не говорим ни слова. Ни гласа, ни воздыхания. Вокруг любовная тишь. Наступает пора расставаться. Невыносимая минута прощания. Горькая печаль сливается с несказанной радостью, разлитой внутри. В сгущавшихся сумерках мы стоим, не двигаясь, в растерянности, понимая, что свободно видеться мы не можем, и целуем друг друга. Рука его скользит вдоль моей шеи вверх. Он повторяет абрис лица, потом подносит мою руку к губам, оставляя поцелуй, как граф благородного происхождения. И шепчет, снова склоняясь к губам:

— Ты выбрала нужное средство, чтобы покорить меня, — взгляд. Таких запретных страстей я не испытывал еще.

— Я так тебя люблю, — почти со слезами признаюсь я и вставляю еще несколько слов извинений за то, что приношу ему боль. — Завтра жизнь снова станет прежней…

Серьезно он заявляет:

— Нужно придумать средство, позволившее нам любить друг друга без подозрений и чужих глаз. О нем я напишу тебе поздним вечером, обговорю сначала с Тайлером. НО ТОЛЬКО НА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ! ПОСЛЕ ТЫ ПРИЗНАЕШЬСЯ ВО ВСЕМ ДАНИЭЛЮ И ВОЗВРАЩАЕШЬСЯ КО МНЕ! Пора. Могут заметить, милая, что нас обоих нет.

Вскрикнув с искренним негодованием, что не хочу прощаться, я глажу его лицо пальцами и сглатываю слезы, чувствуя под сомкнутыми веками его трепетный взгляд.

«Под несколькими днями он же не имел в виду в прямом смысле слова? Я поняла, что он дал мне время до полного выздоровления Даниэля».

Взрываются залпы салюта, горящего в небе фантастическими звездами, рассыпавшимися градом красочных огней по всей вселенной, а я наполняюсь неизбывной болью, вынужденной тем, что нужно оторвать родное от сердца. Но сладость, что мы помирились, пронизывает меня всю искрами.

Мое лицо, искаженное страстью таково, что я, кажется, не в состоянии вернуться туда, но иначе все будет еще подозрительнее.

— Надо проявить волю и благоразумие. Идем. Хотя нет. Сначала пойду я, разведаю обстановку вокруг. После — ты, по моему сигналу, сообщению.

До боли сжав друг друга в долгом объятии, Джексон обещает, что уже скоро мы встретимся. Приподнимаюсь на цыпочки и целую его нежно.

Нежданно-негаданно я различаю какие-то шорохи и боязливо прислушиваюсь к чьим-то мерным шагам.

— Джексон, там кто-то есть, — на одном дыхании шепчу я. — А ты дверь не закрыл на замок…