— Так и я был предельно серьезен, когда констатировал, что моей проказнице нужно наказание, которое она же сама и предложила. Леди не разочарована? Или уже жалеет, что с ее алых припухлых губ сорвались такие словечки? Что, замечу, меня и рассмешило! Удивлен я от столь откровенных слов, сказанных таким хрупким существом… От твоего раскаяния и нежности я чуть ли не перестал дышать… И уж не поставила ты себе цель таким утверждением: «Может, на него окажет действие, если я выпью бокал один, другой?» Когда я запрещаю тебе и вдыхать пары, превышающие один градус алкоголя! — Как набедокурившая школьница опускаю глаза вниз. И об этом подумывала я. Подслушивает мои внутренние диалоги — ни стыда ни совести. — Конечно, я прощаю тебя… И ты… ты прости меня…
Он неустанно целует мое лицо, уголки губ, ямочки, лоб.
— Люблю нежность твоей щеки, оставленной на моих губах…
— А я подумаю: прощать или нет!.. Ты пел с ней и смотрел на нее! — забавляюсь я.
— Боже! За что мне попала в руки такая проказница с ангельской душой и изумительными формами?! — шуточно сетует он, с талантом к актерским ухищрениям.
Как же я люблю этого человека! Я счастлива просто смотреть на него.
Очистив себя от смешков, он продолжает:
— Как бы ни старался я выглядеть безразличным, суровым, мне хватит одного твоего взгляда, чтобы понять, как сильно я тебя люблю… И ты поверила в мою ложь — в мой принятый лик, казавшийся сильным? Ах ты, малышка, малышка… Ты до сих пор не уяснила, каким я становлюсь, когда ты рядом… — С улыбкой слушаю его признания, которые так ожидала и в которые уже не верила и, безмолвствуя, отвечаю на них, целуя любимые губы. — Я всё понимаю, всё… — вновь с детской ласковостью говорит Джексон. — Я знаю, какая ты у меня… не пройдешь мимо того, кто нуждается в помощи… Хоть мне и трудно с этим смириться, но один человек смог повлиять на меня, без него, я бы не сказал тебе, что… что буду ждать… Ибо вопреки всем усилиям, я никогда не смогу разлюбить тебя. — Я загораюсь. С правильными людьми мы светимся, как звезды… И если какая-то звезда на небе потухает, то мы сможем заменить её, выстроившись в нужное место, чтобы воспроизвести созвездие. — И… самое главное. Знаешь, чем запомнится мне этот день?
Я пожимаю плечами, счастливая, с раскрывшимся внутри сердцем, как цветок. Он притягивает меня к себе, чтобы сказать ответ на ушко:
— Мне выпала честь влюбиться в тебя еще раз.
Эти слова заставляют развести огонь в крови.
— Т-так ты будешь ждать меня? — так радостно спрашиваю я. Каскад слез счастья клокочет в груди. — Ты, правда, будешь ждать меня? — Привстаю с постели, раскрывая от счастья рот.
— Да… милая, я буду ждать своё счастье в мгновении, пусть и потребуется на это вечность. — Слова, что любимый человек будет ждать тебя, приятнее всех подарков, существующих в мире. — Но… вечность вечностью, в ближайшее время ты поговоришь с ним! Я знал, что нельзя оставлять тебя одну и оставил. Больше такого не будет. — С его уст исходит вздох раскаяния.
— В ближайшее?! — расширяю глаза, взявшись за сердце. — И ты думаешь, что он простит меня за эту ложь?!
— Дальше — хуже… — Я соглашаюсь с ним.
И в нотку тишины, пока он думает о чем-то постороннем, взирая в потолок глазами, я сознаюсь, не переставая чувствовать во всем свою вину:
— Я глупая и лживая. Стала в тягость самой себе. Хочу убежать от себя. И с таким чувством я теперь каждый день… Из-за меня страдают все. Я всем приношу несчастия. От затянувшейся лжи так горько, как от полыни. Будто она врослась в меня, словно сорняк в поле, и только размножается…
— Ничто не допрашивает нас с большей пытливостью и настойчивостью, как совесть…