Счастье в мгновении. Часть 3

— Прости, прости, прости… — И ласково-просительным, болезненно-сентиментальным видом повторяю и повторяю: — Прости меня, любимый. Не ты, не ты совершаешь преступление. Это я не смогла унять обуревавшее меня чувство, я не сдержала свои слова и посмела перейти черту… Когда увидела тебя с той девицей на сцене, думала, что умру! Сердце так заколотилось, так завопило! Она так лупилась на тебя и не давала тебе шагу ступить! — С твёрдостью и уверенностью, но отрывисто продолжаю; голос немного подрагивает: — Ты из-за меня пострадал. Я… я не знаю, что со мной. Я поступила не по совести. Снова. Джексон… прости меня, прости, что я… Мне тоже следовало быть такой же отстраненной… каким пытался быть ты… А я… как… как… — подбираю грубое слово — заслужила этого, — как больной на голову человек… Я сбежала от тебя, а сама не могла не думать о тебе. Я всё помню, что говорила, я помню всё…

Заговорив с полной откровенностью, я испытываю душевное наслаждение от исповеди.

— Мила… — Шёпотом он пытается прервать меня, но я не позволяю этого ему и с настойчивостью любящей женщины указываю:

— Нет! Я не закончила. — И через секунду развиваю мысль о своей вине вслух: — Я с ним, чтобы помочь… Пожалуйста, верь мне. Сложно объяснить почему, но… я чувствую, что нужна ему. Знаю! Я худший человек, я преступница, так как обманываю его, обманываю себя, ввязала в это тебя, придумав, что я твоя сестра! Господи! О чем я только думала… — громче восклицаю я, злясь на себя. — Но, поверь мне, прошу… я не люблю его, я никогда его не любила. Я узнала, что такое любовь и как это любить, — с тобой. Любить так, будто другой — часть тебя, которую с таким трепетом и заботой ты оберегаешь… Я люблю тебя. Я всегда тебя любила. И каждую минуту, проведённую с ним, я думала о тебе. Во всём только моя вина. Знай об этом. Но не могу, — почти со слезами говорю я, — не могу я бросить его… Но, клянусь, я не изменяла тебе и в мыслях, верь мне, любимый. Дай мне время, пожалуйста, дай мне время помочь ему. Он уже начал делать маленькие шажки на пути к выздоровлению, у него появились силы и начали немного двигаться конечности. Я не могу разрубить в нем эту волю к жизни, сказав всю правду. Но ты же любишь, скажи, ты же любишь меня?! Ты же простишь, простишь меня?! Я не смогу жить, пока не узнаю, простил ли ты меня. Я не хотела своим выбором причинить тебе бол… — голос упал, — боль… Но я её причинила. Я её искуплю, я обещаю. Я сделаю всё, что ты мне скажешь. Накажи меня, как ты желаешь, сделай и мне больно, сделай… Только дай мне время немного, совсем немного. Я только помогу ему и… вернусь. Я ни за что и никогда бы не бросила тебя… — С пламенной убежденностью говорю неподдельно-искренне, что подтверждается слезами, как ручеёк, текущими по щекам. — Скажи, что ты веришь мне, любимый? Скажи, прошу, скажи, что ты любишь, — я прислоняю его горячую ладонь к щеке и трусь об неё, — скажи, прошу, скажи, ты всё ещё зол? Ты ненавидишь меня?

Несколько секунд помолчав, всё ещё принимая этот серьёзный вид, с которым он выслушивал меня, внезапно он начинает хохотать, я же быстренько смахиваю водицу с лица.

— Что? — удивляюсь я его нарастающему смеху. — Что-то не так? Или?..

Он надавливает уже пальцами двух рук на глаза, продолжая странно смеяться. Его губы морщатся от несдерживаемого смеха.

Да что с ним?

— Джексон! — тыркаю его в плечо. — Я не понимаю…

— Надеюсь, ты закончила? Никогда ещё я не слышал такой женской исповеди. — Он улыбается, вызывая не самые приятные чувства. Я вложила в текст себя, а он…

— Я же призналась… я же… Джексон… а ты… Тебе всё шуточки. У Питера научился. — Обидчиво отвечаю я и, с горячностью откинув одеяло, словно бросаясь наутек, дотягиваюсь до одежды, лежащей на полу, про себя думая: «Даниэль, наверное, заждался».

Разом поймав меня и захватив в мощные ручища, он прижимает меня к себе, перевернув тело лицом к нему и пропускает пальцы сквозь волосы, пододвигая за затылок меня к себе:

— В чем-то ты и вправду права — понадобится взбучка, чтобы ты полностью искупила свою вину! Самая настоящая порка! — Мои глаза светятся смущением. Я скромно улыбаюсь; щеки рдеют алым жаром. — Все-таки заревновала меня и сделалась кокеткой! Догадка моя оказалась верна. — Я смеюсь вместе с ним, красная-красная. — Эта невинно-трогательная улыбка на моей малышке приводит к мысли, что в тихом омуте…

Ткнув его за такие откровенные выражения под ребра, он притворяется, что ему больно и стонет.

— Джексон! — усмехаюсь я с наигранным возмущением и ребячливым жестом, полным шаловливости, ладошкой прикрываю ему рот. — Не будь Питером, прошу! Я же была так серьезна, когда говорила, что… — Скользнув взглядом по моим щекам, он начинает теребить губами мочку моего уха, опускаясь по плечу все ниже и ниже, что я замолкаю, постанывая.

Срывающимся шепотом он добавляет: