Счастье в мгновении. Часть 3

— Папа… — слабеющим голосом молвит он с лицом покойника. Мурашки пробегают по телу, как только я, притаившись, слышу от него: — Хоть мы и не знали о существовании друг друга долгие годы, — он путается в произношении; раскрывающаяся рана, подобна горизонту, затянутому мрачными тучами, из которых метают молнии и разносится раскатистый, обрывистый, страшный гром, — …ты был и будешь человеком, подарившим мне вторую жизнь… — Израненная душа склоняется перед могилой отца, положив руки на колени. И сердце вмиг прекращает работу, поддерживая траур, траур души мертвенной. — Ты сделал меня счастливым… И я воздаю благодарение миру за это. — Крупные слезы исторгаются из его глаз. — Я о-обещ-щ-щ-щаю, — он сдавливает глаза, из которых немыслимым порывом текут воды с отзвуком скорби, — что буду для Миланы «стеной», и, чтобы ни случилось, отдам за нее свою жизнь… — Отдаваясь его ощущению, у меня самой начинается приступ дрожи. — Прости меня, что не верил тебе, что обзывал тебя много лет, гневался… Я… я… — Из него доносится вой, стискиваемый моё горло, выстраивая огромный ком; в первый раз я наблюдаю его таким убитым, что противоречит его привычным манерам. — …Я прочел, что ты писал. Я понял, что тот, кто действительно был со мною рядом, в самые трудные минуты — родной отец. Охваченный мыслями о том, сколько сделал ты для меня, я горел желанием при возвращении встретиться с тобой, простить, больше не быть в разлуке, но… не успел. Ты гордился мной!.. — с восклицанием, неотрывно плача, слагает он и вынимает из пакета письмецо. — Ты гордился, как никто другой!.. — Он с силой ударяет по земле рукой. — Ты верил в мои дурацкие записи! — горланит он с появившейся злостью, будто перед его глазами мелькают с головокружительной быстротой воспоминания, которые он хотел бы убить и не помнить. — Я ошивался по барам, каждый божий день заявлялся пьяным домой, а ты… ТЫ! — стенает он. — ИМЕННО ТЫ! ТЫ НА СВОИХ ПЛЕЧАХ ЗАБИРАЛ МЕНЯ ИЗ КЛУБОВ, КОГДА Я… КРЕТИН, — ругается на себя, — ИЗДЕВАЛСЯ НАД ТОБОЙ, ГОВОРИЛ НЕПРИСТОЙНЫЕ ВЕЩИ И ОДНАЖДЫ ПОСМЕЛ УДАРИТЬ ТЕБЕ В ГЛАЗ ЗА ТО, ЧТО ТЫ ВЫРВАЛ У МЕНЯ, ПРОКЛЯТОГО НЕГОДЯЯ, НАРКОТИКИ. КОГДА ТЫ ДАВАЛ МНЕ ДЕНЬГИ, А Я, СУКА, ОБМАНЫВАЛ ТЕБЯ, ОБЕЩАЯ, ЧТО ПЕРЕСТАНУ ПИТЬ, А САМ СКУПАЛ СПИРТНОЕ… — С душераздирающим выражением рвется с его губ признание. Его выворачивает наизнанку, все былые отпечатки его души дымом подымаются вверх. — Зачем же… папа? — захлебывается он в слезах.

До этих минут я не знала о существовании такого Питера. Словно я проникла в сферу запретного. Ничего не поражает взгляд как это: кающееся земное существо, опоздавшее на предсмертное свидание, издаёт последние крики острой душевной боли, вдыхает отцовскую любовь, увенчанную покровом смерти. И то, что видится моим взором — страшное представление, которое ни за что не посетишь дважды. А вот то, что у него сейчас внутри: переходы от одной сокрушительной мысли к другой, покаяние, чувство горечи и потери, не познать никому.

— Зачем? Зачем ты бился за мою жизнь? Зачем верил, что из такого… — обзывает себя нецензурным словом, — кто-то выйдет? Я столько нервов тебе потратил! А ты вложил в меня всего себя! Папа… я не говорил тебе, но я мечтал о таком отце, как ты, до того, как узнал, что ты приходишься мне отцом. Как я был счастлив работать с тобой над книгами. И как мы шутили, когда я называл порой тебя «Николаем», твоим полным русским именем… Стало быть, — хнычет с таким оглушительным взрывом голоса, что я зажимаю рукой рот, чтобы не раскричаться от неизбывного горя, — не суждено нам больше увидеть друг друга, а я ведь… так… так… — Гримаса плача не дает ему выговорить. — Я так хотел о-о-об… н…я…ть тебя… своего отца… ПРОСТИ МЕНЯ… — орет, утопая в слезах. — ПРОСТИ МЕНЯ… ПАПА… До скорой… — рыдания сдавливают его горло, — …в-встречи, папа.

Его слова врезаются в память все глубже и глубже.

Пригладив еще раз цветы на могилке, он встает, смахивает с брюк грязь и, тяжело вздохнув, тянется рукой к кресту, понуро опустив голову, затем отдаляется, медленно шагая назад, не убирая взгляда от захоронного места и не успевая небрежно утирать непрекращающиеся слезы. Мои ноги сами идут к нему.

— Ты… ты… — замечает меня, избегая встретиться со мной глазами. — Ты еще здесь?