Счастливая жизнь для осиротевших носочков

Кстати, я получила повышение и хорошую прибавку к зарплате. Мне бы радоваться, но нет. Я бы предпочла быть уволенной, но беременной. Я Оливеру так и сказала, на что он ответил:

– Подумай о том, что ты могла бы оказаться уволенной и не беременной!

Чертово позитивное мышление.

Давай поговорим о Скарлетт. Ты наверняка думаешь, что Скарлетт интереснее меня. Все думают, что Скарлетт интереснее меня.

Давай поговорим о событии, которое навсегда изменило жизнь моей сестры. В ноябре 1995 года судьба сделала крутой поворот, и Скарлетт впервые влюбилась.

Не знаю почему, но я словно чувствовала: что-то произойдет. Приближался День благодарения, Скарлетт скучала. Мне было одиннадцать лет, и моя младшая сестренка превратилась в мятежное чудовище. Она находилась в состоянии постоянной войны против всего и всех, кто мог так или иначе посягнуть на ее свободу. И против взрослых в первую очередь. Ей регулярно делали выговоры и назначали отработки после уроков.

Мы по-прежнему учились в одном классе, и хотя я обожала свою сестру, трудно было представить себе ученика невыносимее. Скарлетт постоянно опаздывала – абсурд, учитывая, что мы выходили из дома вместе и я всегда приходила вовремя. Но до звонка она гуляла по школе, ходила в столовую, приставала к старшеклассникам, которые были выше нее на три головы. Она грубила учителям, срывала уроки дерзкими выходками, засыпала на парте и была классным шутом. Особенно доставалось нашей учительнице французского. Мы прекрасно говорили на двух языках, и Скарлетт поправляла госпожу Жерве, лишая эту бедную женщину всякого авторитета. Стоило моей сестре с притворной прилежностью поднять руку, как у госпожи Жерве начинался нервный тик.

Примерно тогда же Скарлетт начала часто вспоминать отца. Ей было интересно, совершил ли он «великие дела», о которых писал в своем прощальном письме.

– Я тоже уеду из Квинстауна и буду вершить великие дела, – говорила она с детским высокомерием. – Нужно только придумать, какие.

Ей не терпелось повзрослеть и двигаться дальше – тем более что наши подруги этим и занимались. Кэрри проводила выходные у отца в Нью-Йорке и хотела устроить вечеринку в конце года, у Дакоты начались месячные, а Эшли утверждала, что целовалась со старшеклассником в душевых. Дома ничего не происходило, по крайней мере ничего нового и интересного, так, сплошная рутина: учеба, макароны с сыром, кассеты, которые мы по субботам брали напрокат в видеомагазине «Блокбастер», находившемся в торговом центре.

Однажды утром Скарлетт встала и серьезно объявила:

– Алиса, время на великие дела ограничено. Поэтому я придумала fucking good plan, как добиться успеха в жизни.

– И какой же?

– Я решила сэкономить время и вступить в подростковый возраст.

Скарлетт ничего не делала наполовину, поэтому ее подростковый возраст был взрывоопаснее, чем динамитная шашка. С того памятного дня она бродила по дому, как неприкаянная душа, и морщила носик, словно ее постоянно тошнило от неприятного запаха – запаха посредственности, которой была наполнена наша жизнь. Она расстраивалась по пустякам или рыдала во время просмотра новостей. Даже я больше не могла ее развеселить. По словам Скарлетт, все было тщетно, смехотворно, мелочно, наша жизнь не имела смысла. Она ни с кем не хотела общаться и театрально устраивала истерики, во время которых била посуду и кричала маме, что лучше умереть, чем закончить, как она, читай, влачить жалкое существование без амбиций и прочего идиотизма, насаждаемого рекламными лозунгами. Скарлетт говорила с такой искренностью, что никто не знал, что ответить. И чем больше мама игнорировала ее, тем хуже становилось.

Однажды в субботу, когда Скарлетт во время завтрака назвала нашу жизнь «убогой» (потому что у нас закончился сливочный сыр), мама, которая только что получила крупный чек за перевод серии эротических романов, решила отвести нас в ресторан, чтобы отпраздновать мои оценки (у меня были сплошные пятерки и пятерки с плюсом). Любовь к хорошей еде была у нее в крови. Слава о роскошных праздничных обедах, которые мама – несмотря на проблемы с деньгами – каждый год устраивала на День благодарения, ходила по всему Квинстауну. Мама критиковала американский фастфуд, поэтому ни разу не удостоила своим присутствием ни одну из точек быстрого питания в торговом центре. По ее мнению, только четыре заведения в Квинстауне могли гордо называться «ресторанами»: итальянский, пользующийся хорошей репутацией, портовый, где подавали морепродукты, стейк-хаус в центре города и закусочную «У Боба» на главной улице прямо у въезда в Квинстаун. Последнее было «типично американской забегаловкой» и попало в список только потому, что Боб был тайно влюблен в маму (о чем, конечно, знал весь город).