Счастливчик

— Лаки, — Морган вздыхает, — ты разве не понимаешь? Я собственноручно убила его мать. Рано или поздно он об этом узнает. И что будет тогда? Гай меня возненавидит. Так пусть лучше ненавидит постороннего человека, чем ту, с кем делит крышу и пищу.

— От кого он узнает? — говорю, возможно, резче, чем следовало бы. — Отчеты о подобных операциях засекречиваются, разве не так? — кивает. — Вот видишь. Ни я, ни ты ему об этом не скажем.

Ненавижу врать, но ради брата — буду.

Миранда печально улыбается.

— В чем я убедилась в жизни, так это в том, что тайное всегда становится явным.

— Плевать, — огрызаюсь.

— Лаки…

— Плевать, — повторяю. — Я не отдам его в детский дом.

— В интернат.

— Плевать, — в третий раз. — Он еще маленький и совсем один в этом мире, я его не оставлю.

Миранда смотрит на меня снисходительно.

— Через два года ты окончишь ЛЛА и захочешь улететь с Лондора, — напоминает. — Ты же постоянно об этом твердишь.

Мотаю головой, отбрасывая этот аргумент.

— Значит, не улечу, — отрезаю.

Да, я всю жизнь мечтал сбежать с Лондора, но обстоятельства изменились. Сбежал уже один раз — хватит, спасибо.

— Лаки, — начинает говорить со мной как с маленьким, — ты сейчас еще в состоянии аффекта. Возможно, позже ты посмотришь на ситуацию иначе.

Подмывает заорать, но сдерживаюсь: не хочу обидеть.

— Знаешь, — говорю спокойно. — Я только здесь понял, насколько был невыносим с самого детства. Занимался только тем, что интересно, бросал на полдороги, если было скучно, ни за что не нес ответственность.

Морган морщится.

— Не преувеличивай.

— А ты меня не жалей, — прошу. — Я сейчас серьезен и не передумаю.

— Если ты хочешь привести Гая в дом, приводи. Ты совершеннолетний, тебе дадут над ним опекунство как кровному родственнику. Это прежде всего дом твоего отца, ты имеешь право им распоряжаться.

Ну начинается…

— Это наш дом, — поправляю с нажимом.

— Хорошо, — Миранда вздыхает. — Пусть так. Я тебя поддержу.

Даже не сомневался, что поддержит.

— Ты не пожалеешь, — уверяю. — Он чудо, а не ребенок.

— Ладно, — смеется, — познакомишь со своим чудо-братом?

— Обязательно, — обещаю.

— А… — начинает Морган и вдруг замолкает. И лицо такое, что мне становится не по себе.

— Что? — не понимаю.

— Да нет, не важно.

Ничего себе — не важно: о неважном так не говорят.

— Чтобы это ни было, говори, — разрешаю, прикладываю руку к груди в доказательство своих слов, — отвечу как на духу.

Миранда поглядывает на меня с таким видом, что понимаю: хочет спросить о чем-то неприятном. Ну и что? Пусть спрашивает о чем угодно. Тошнит от вранья и недомолвок.

— Дора Корденец, — начинает осторожно.

Тьфу ты, всего-то?

— А, точно, — даже подпрыгиваю на кровати. — Старушенцию взяли? Жива-здорова?

— Взяли.

— Отлично.

— Лаки, — Морган не просто серьезна, а по-настоящему напряжена.

— Да что? — не понимаю.

— В ее комнате нашли молодого человека, почти мальчика. Голого. На цепи.

Офигеть. У меня разве что челюсть не отваливается. А бабуська-то затейница…

И тут до меня доходит.

— И ты подумала… Фу, нет. Потопталась рядом, потрогала за руку, построила грандиозные планы и укатила в свой сектор.

Глаза Миранды превращаются в щелки.

— Значит, планы таки были?

Морщусь.

— Были, — признаюсь. — Но дальше планов дело не зашло, — заверяю.

Миранда выдыхает с облегчением, а я думаю о том, знала ли Изабелла, в какие игры играет старуха-извращенка со своими молодыми фаворитами, когда подталкивала меня к ней?

А ведь я мог прямо сегодня вечером пополнить ее коллекцию…

— О чем ты думаешь? — Миранда тут же замечает что-то в выражении моего лица.

— Да так, — улыбаюсь. Ни за что не стану взваливать на Морган еще и это. — Вспомнил бабусю Дору, — отмахиваюсь. — Черт с ней. Пусть ей занимается суд.

— Пусть, — соглашается. — Смертный приговор ей обеспечен, — конечно же, чувствует, что что-то не договариваю, но не расспрашивает.

А я вспоминаю Вилли. Он ведь говорил, что во Втором секторе меня ждет ад…

— Можно я задам тебе один вопрос? — перевожу тему.

— Конечно.

— Как давно тебе стало известно, что мою биологическую мать звали не Элизабет Кесслер?

Смотрит прямо, взгляд не отводит.

— Лет десять назад. Рикардо просветил.

Десять лет?

— Почему ты мне не сказала? — возмущаюсь.

— А как ты себе это представляешь? — огрызается. — Я забегаю в комнату к своему сыну-подростку и радостно сообщаю: "Представляешь, твоя мать — шпионка".

И правда. Поступи она так, я бы наверно только пальцем у виска покрутил и даже не воспринял бы ее слова всерьез.

— Да уж, — признаю.

— Вот именно, — кивает Морган многозначительно.

— А потом? — спрашиваю, помолчав. Все-таки десять лет — уйма времени.

— А потом, — пожимает плечом. — А потом к слову не пришлось. Я думала, тебе это не нужно. Прости, видимо, я ошибалась.

Она права. Я ведь на самом деле никогда не спрашивал.

Качаю головой.

— Не ошибалась, — говорю.

Все, пора закрывать эту тему: что было, то было, что случилось — не изменишь.

Миранда думает так же.

— Лучше расскажи мне о Дилайле, — просит с улыбкой. — У вас все серьезно? — а в глазах самое что ни на есть жадное любопытство.

Смеюсь.

— Что ты имеешь в виду под "серьезно"? Брак, детей и внуков?