Счастливый новый мир

— Что? Он ищет кого-то на мое место? — голос у Бернар­да задрожал. — Так он действительно решил? Он не упоми­нал про Исландию? Говоришь, упоминал? О Форд! Ислан­дия!

Бернард повесил трубку и повернулся к Ленине. Он весь позеленел, лоб у него покрылся испариной.

— Что случилось? — спросила она.

— Случилось? — он бессильно опустился в кресло. — Меня собираются перевести в наш филиал в Исландию.

Прежде Бернард нередко думал о том, как он будет себя вести, если на него обрушится (без сомы, чтобы он мог полагаться лишь на свои силы) какое-нибудь по-настоящему суровое испытание: боль, преследование, или что-нибудь в этом роде; он даже жаждал испытать превратности судьбы. Всего неделю назад в кабинете Директора он воображал себя великим борцом, представлял себе, как он мужественно примет обрушившиеся на него удары, как он будет безропот­но переносить страдание. Угроза Директора, по сути дела, возвысила Бернарда в собственных глазах, пробудила в нем чувство собственной значимости. Однако, как он теперь понял, это произошло только потому, что он не принял директорскую угрозу всерьез: он попросту не поверил, что, когда дойдет до дела, Директор выполнит то, чем он его пугает. А теперь, когда выяснилось, что опасность ста­ла вполне реальной, Бернард пришел в ужас; от его во­ображаемого стоицизма, от его теоретической храбрости не осталось и следа.

Он клял себя ("Какой я был идиот!"), клял Директора ("Как это несправедливо: он не дает мне возможности ис­правиться, а ведь я, — сейчас Бернард был в этом свято убе­жден, — я так хочу исправиться!"). А Исландия, Исландия...

Ленина покачала головой.

— Сома — снадобье от всех болезней, — процитировала она. — Нет на свете ничего полезней.

В конце концов она убедила Бернарда принять четыре таблетки сомы. Через пять минут он забыл и про корни и про плоды: пышным цветом расцвел лишь цветок настояще­го. Когда они вернулись в гостиницу, портье сообщил Бернар­ду, что, по распоряжению Главного Хранителя, за ним и Лени­ной прилетел на самолете один из работников охраны За­поведника, он ждет их на крыше. Бернард с Лениной немед­ленно отправились туда. Их встретил окторон в зеленой униформе гаммы; он сообщил им их сегодняшнюю про­грамму.

Осмотр с птичьего полета десяти-одиннадцати основных пуэбло, затем обед в Мальпаисской долине. Там есть ресто­ран и удобные комнаты отдыха, а в соседнем пуэбло у дика­рей, возможно, состоится местное торжество — праздник лета. Там, пожалуй, лучше всего будет переночевать.

Все трое заняли свои места в самолете и пустились в путь. Через десять минут они пересекли границу между цивилизо­ванным миром и обиталищем дикарей. По долинам и по нагорьям, через чащи и пустыни, спускаясь в фиолетовые глубины каньонов и поднимаясь на покрытые хвойными лесами горные кряжи, тянулась, сколько хватало глаз, теря­ясь вдали, изгородь, оплетенная проводами, прямая как стре­ла, — геометрический символ торжествующей целеустремлен­ности человека. Внизу, то тут, то там, попадались мозаичные россыпи выбеленных костей или чернела еще не разложивша­яся туша оленя или буйвола, пумы или дикобраза, койота или канюка — в том месте, где животное имело неосторож­ность слишком близко подойти к смертоносной изгороди.

— Ничто их не учит, — сказал одетый в зеленое пилот, указывая на белевшие внизу скелеты. — И ничто не научит, — добавил он и засмеялся, словно эти скелеты знаменовали его личное торжество над убитыми током животными.

Бернард тоже засмеялся; после двух граммов сомы шутка охранника почему-то показалась ему остроумной. Засмеялся

— и почти сразу же после этого заснул и во сне пролетел над Таосом и Тусукой, над Намбе и Похоаком, над Сиа и Кочити, над Лагуной и Акомой, над Месой, Зуни, Сиболой и Охо Калиенте — и когда проснулся, то обнаружил, что самолет уже стоит на земле, Ленина тащит чемоданы в неболь­шой квадратный домик, а одетый в зеленое окторон-гамма разговаривает на каком-то непонятном языке с угрюмым молодым дикарем.

— Мальпаисская долина, — объяснил пилот, когда Бернард выбрался из самолета. — Здесь есть гостиница. А к вечеру вон там, в пуэбло, будет праздник. Он вас туда отведет.

И пилот указал на угрюмого молодого дикаря.

— Вы увидите, это ужасно смешно, — заверил он Бернар­да, ухмыляясь. — Все, что они ни делают, ужасно смешно.

Он забрался обратно в самолет и запустил мотор.

—Я завтра вернусь. И запомните, — он успокаивающе повернулся к Ленине, — они совершенно прирученные, они никогда не причинят вам никакого зла. Им уже пришлось на своей шкуре испытать, что такое газовые бомбы, и поэто­му никаких фокусов они теперь себе не позволяют: понима­ют, что с нами шутки плохи.

Расхохотавшись, охранник развернул самолет, взлетел в воздух и исчез в небе.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ