В главном здании университета издавна располагался ректорат и прочие службы. А на верхнем (третьем) этаже в одной из комнаток находилась редакция университетской газеты «Советский учитель», которая ныне называется «Педагогические вести». Украшением редакции было круглое окно в виде готической розы с восемью лепестками. Из окна открывался чудесный вид на золотой купол Казанского собора, обрамленный зелеными деревьями.
И вот сюда, в царство готической розы, однажды ступил и я — студент первого курса исторического факультета. Это произошло в сентябре 1973 года. Редакцией тогда руководил молодой журналист Александр Яковлевич Папахов, или попросту Саша. Он был из породы шестидесятников — общительный, жизнерадостный, деятельный, он являл собою образец дружелюбия и свободомыслия. К тому же Саша писал хорошие стихи, коими и попотчевал меня в нашу первую встречу:
А вот единственный корреспондент редакции составлял полную противоположность редактору. Эту скромную должность занимала Лидия Георгиевна Чуднова — молчаливая, строгая, хмурая. Острым взглядом из-под учительских очков она встречала каждого входящего в редакцию, как будто выставляла оценку — этот товарищ в помятом костюме выглядит на «троечку», а этот волосатый студентик не тянет и на «двойку». Лидия Георгиевна добросовестно вычитывала тексты статей и заметок, чем оказывала неоценимую помощь редактору. Закончив вычитку, она быстро собирала сумку и покидала редакцию, спеша по своим делам. Лишь позднее я узнал, что Лидия Георгиевна была настоящим ученым — специалистом по истории русской литературы и в то время работала над своим главным трудом — книгой «Лесков в Петербурге».
В редакцию на огонек заглядывали разные знаменитости. На фоне готической розы популярный бард Александр Городницкий пел свою легендарную балладу про атлантов, держащих небо на каменных руках. Поэт-фронтовик Михаил Дудин рисовал дружеский шарж на Анну Андреевну Ахматову (этот рисунок я храню до сих пор как драгоценную реликвию). А народный певец Дагестана Расул Гамзатов рассказывал веселую притчу о золотой рыбке, которая удостоила стихотворца десятком книг и премий, отказав ему в одном — поэтическом таланте.
Этих блистательных гостей приводил в редакцию Андрей Андреевич Ахаян — живая легенда Герценовского университета. В юности он подавал большие литературные надежды и даже был делегатом от Армении на Первом съезде Союза писателей СССР. Однако со временем его необыкновенная страсть к поэзии преобразилась в кипучую деятельность по пропаганде творчества талантливых литераторов. Наверное, не было на российских просторах поэта, который не откликнулся бы на приглашение Ахаяна выступить в Герценовском университете. Здесь читали свои стихи Илья Сельвинский, Всеволод Рождественский, Евгений Евтушенко.
Андрей Андреевич не обходил вниманием и начинающих авторов. Увидев меня в редакции газеты, он с ходу предложил:
— Приходи завтра утром на завтрак в гостиницу «Астория».
— Зачем? — удивился я.
— Я тебя познакомлю с Мариэттой Шагинян, — пояснил Ахаян. — Будешь слушать нашу беседу и запоминать. А потом мы вместе напишем очерк о ней.
Минуту помолчав, Андрей Андреевич грустно вздохнул:
— Это любовь моей молодости.
Я примчался в гостиницу «Астория» чуть ли не на рассвете. Швейцар кинул подозрительный взгляд на семнадцатилетнего волосатого студентика и с неохотой пропустил в ресторан. Вскоре появился Андрей Андреевич в своей неизменной гимнастерке с орденом Красной Звезды на груди. В левой руке он держал большую железную трубу а правой рукой бережно поддерживал маленькую седовласую женщину — самую именитую советскую писательницу только что увенчанную лаврами Ленинской премии. Если бы не странная железная труба, я бы подумал, что эта красивая пара направляется под венец — так нежно, так ласково он что-то говорил ей на ухо, а она с улыбкой кивала в ответ.
— Доброе утро! — Шагинян заметила меня и жестом пригласила за стол.
— Здравствуйте! — выдавил я и уселся на краешек стула, неотрывно наблюдая за непонятным предметом в руке Ахаяна: «Что за штуковина? — гадал я. — Неужели волшебный колпак Шагинян?»
Андрей Андреевич взгромоздил железную трубу между хрустальных бокалов, осторожно усадил писательницу, затем устроился сам. К нашему столу приблизился официант, своей важной походкой более напоминавший царского сановника. Мариэтта Сергеевна ловко схватила трубу и приставила ее к правому уху. Официант учтиво наклонился и стал прямо в раструб перечислять наименования блюд. Писательница внимательно слушала, кивком головы подтверждая меню. «Это же слуховой аппарат! — осенило меня. — Надо будет не забыть такую важную деталь».