Николай Коняев:
Как ни странно, самое счастливое место, которое связано с моей судьбой, — это моя квартира. Оно не потому связано, что я здесь живу, это само собой. Это квартира, в которой редактировали мою повесть. Был такой альманах «Точка опоры», году в 72-м или 73-м он выходил. Вот как раз для нее в этой квартире редактировали повесть. Редактором была писательница Валентина Чудакова. Она в молодости своей ушла на фронт, ей тогда было восемнадцать лет. Командовала пулеметной ротой. Вы понимаете, какая это женщина? Что такое пулеметная рота и как девочка может командовать ею… Какую она поэтому знала лексику, какой у нее был синтаксис. Мы редактировали эту повесть совершенно замечательным образом. Я приезжал к ней в девять утра, она так назначала. Мы сидели где-то на протяжении полутора часов, и она, используя всю свою лексику, весь свой синтаксис, выражала мысли. Но я говорил, что это никуда не годится, все надо назад восстанавливать. А через два часа у нее уже иссякал словарный запас и она посылала меня за бутылкой водки в магазин на углу. Она давала деньги, я покупал, мы с ней вместе выпивали. Рассказывала о своей жизни. Когда мы допивали, снова доставала деньги и снова посылала меня за еще одной, но я уже не пил. Ее она оставляла себе. Мы прощались, я уходил. Так повесть была сделана, отредактирована. Кстати, еще один автор «Точки опоры», Миша Кононов, тоже редактировал здесь свою повесть, и описал эту квартиру в романе, довольно знаменитом, он в Германии выходил, про смерть пионерки. Там подробно описана эта квартира. Именно в том состоянии, в котором она была тогда. Потом в этой квартире мне писали рекомендацию в Союз писателей СССР. Сейчас вот вы вступили в Союз писателей, но вы же понимаете, что это уже совершенно другой союз. А тогда буквально через полтора года после вступления мне от Союза писателей как раз и дали эту квартиру, потому что Валентина Васильевна уехала.Это квартира в особенном доме. Здесь жил Федор Сологуб. Правда, «Мелкий бес» он не здесь написал, но, во всяком случае, все самые замечательные свои стихи, те, которые я люблю, он написал в этом доме. Он очень хороший был поэт. Тончайший. И очень православный. Больше всего я люблю это его стихотворение:
Это стихотворение написано как раз в этом доме.
«Когда я познакомился в октябре 1912 года с Сологубом, он жил на Разъезжей улице в бельэтаже, где изредка давал многолюдные вечера, на которых можно было встретить многих видных представителей литературно-театрального Петербурга. Собирались обыкновенно поздно: часам к десяти-одиннадцати и засиживались до четырех-пяти утра. Люди же более близкие, случалось, встречали в столовой, за утренним чаем, и запоздалый зимний рассвет.
Съезжавшиеся гости, раздевшись в просторной передней, входили во вместительный белый зал, несколько церемонно рассаживаясь на его белых же стульях вдоль стен. В одном из углов зала, ближе к столовой, стоял мягкий шелковый диван и такие же кресла вокруг круглого столика. У двери, ведущей в кабинет хозяина, помещался рояль и близ него кожаная кушетка. Одну из стен золотила своим солнечным дождем „Даная“ Калмакова, и громадное панно по эскизу Судейкина звучало своим тоном.
Собиравшиеся вполголоса беседовали по группам, хозяин обходил то одну, то другую группу, иногда на мгновение присаживаясь и вставляя, как всегда, значительно несколько незначительных фраз. Затем все как-то само собой стихало, и поэты и актеры по предложению Сологуба читали стихи. Аплодисменты не были приняты, и поэтому после каждой пиесы возникала подчас несколько томительная пауза. Большей частью читал сам Сологуб и я, иногда — Ахматова, Тэффи, Глебова-Судейкина (стихи Сологуба), Вл. Бестужев-Гиппиус и К. Эрберг. Однажды приехала Т. Л. Щепкина-Куперник, но на просьбу Сологуба и его гостей прочесть что-нибудь, искренне смущенная, отказалась: „Уж какой я поэт, а тем более чтец, — отнекивалась она, — и без меня найдутся здесь, кому читать более к лицу“».
Среди посетителей сологубовской квартиры Северянин называет также и Мейерхольда, Брюсова, Гумилева, Бальмонта, Блока, Леонида Андреева. В его очерке есть и воспоминание о том, как хозяин любил заставать врасплох своих гостей: