Считается убийством

– Кажется, больше некому. Я провел с ним все утро, и, когда уходил обедать, он был вполне здоров, – я пожал плечами. – Может быть, конечно, кто-нибудь пробрался в дом и убил его, но скорее всего это кто-то один из домашних.

– Тогда не будем дожидаться, пока они появятся, и пойдем домой.

Услышав слово «домой», Дизель и Данте навострили уши. Я знал, что Дизелю гораздо лучше в родных стенах. Я и сам был не прочь ретироваться, но спохватился:

– Сумка! Она осталась в библиотеке, я не брал ее с собой, когда уходил на обед.

– Теперь она стала частью места происшествия, – сказал Шон. – Думаю, тебе ее не скоро отдадут.

– Ясно, – ответил я. – Но все равно обидно.

Тут я понял, как это глупо звучит. Мистер Делакорт погиб, а я переживаю из-за сумки. Без всего, что в ней лежало, я прекрасно мог обойтись. По крайней мере, некоторое время.

Шон, должно быть, угадал мои мысли, и похлопал меня по плечу:

– Да ладно, я все понимаю.

Мы направились к двери, но тут она резко распахнулась. Вошла Дафна Моррис со своим сыном Хьюбертом. Они остановились как вкопанные.

– Прошу прощения, – проговорила Дафна тоном умирающего лебедя. – Я не знала, что здесь кто-то есть.

Хьюберт набычился:

– Вот именно! Что вы тут забыли? Да еще с кошками и собаками. Надо было додуматься – подпустить их к старинной мебели. Если они что-нибудь поцарапают или нагадят на пол, вы заплатите!

Этот выпад Хьюберта застал меня врасплох, но Шон не растерялся:

– К вашему сведению, приятель, эти животные воспитаны лучше вас. Они умеют вести себя в доме и не пачкают ковры. А платить, скорее всего, придется вам – за то, что вы говорите с моим отцом в таком тоне.

Хьюберт скривился. Шон был выше его и лет на тридцать моложе. Я не думал, что мой сын устроит драку, но заметил, что на его щеках вспыхнул сердитый румянец.

Тут вмешалась Дафна. Она положила руку на локоть сына и сказала:

– Хьюберт, в самом деле, как ты себя ведешь? Эти люди – наши гости. Человека с котом пригласил мой бедный брат, а если Джеймс что-то решил, то не нам спорить.

Насколько я успел узнать Дафну, для нее это была очень длинная реплика. И, как ни странно, ее даже было можно расслышать.

– Извини, мам, – буркнул Хьюберт. – Я неправ.

– Мы сейчас все взвинчены, – сказал я, решив выступить в роли миротворца. – Миссис Моррис, я глубоко соболезную вам в связи с кончиной брата.

– Я тоже, – добавил Шон.

Хьюберт подвел мать к дивану, с которого я только что встал.

– Спасибо от всей нашей семьи. Мама очень любила дядю, и для нее это, разумеется, страшный удар. Как и для меня.

Тон у него был такой ханжеский, что я не сомневался: он уж точно не сильно огорчился из-за смерти дяди.

– Бедный милый Джеймс, – сказала Дафна угасающим голосом. – Покинул нас… Сердце все-таки не выдержало. Доктор говорил ему не перенапрягаться, но он же не слушал…

– Дядя Джеймс вообще никого не слушал, делал что вздумается, – сказал Хьюберт. – Ты сама знаешь. А надо было слушаться врачей.

– Хьюберт, – возмутилась Дафна, – Pas devant les étrangers[16].

Чтобы понять ее, хватило даже моего французского, а Шон чуть не фыркнул вслух. Вот уж действительно, «не при посторонних». Хьюберт был настолько невоспитан, что ему, похоже, все равно, что и кому говорить.

– Если позволите, нам пора, – сказал я, глядя на Дафну. – Еще раз примите наши соболезнования.

Дафна кивнула, а Хьюберт плюхнулся рядом с ней на диван.

Мы с Шоном и наши четвероногие спутники вышли из комнаты. Во время нашей короткой беседы с Дафной и Хьюбертом они вели себя тихо, но стоило нам выйти на улицу, как они оживились. Дизель замяукал, обращаясь ко мне, а Данте запрыгал у ног Шона. Я не мог сдержать улыбки: так был рад выбраться из этого дома, что и сам был готов петь и плясать. Потом я вспомнил, что сказала Канеша. Возможно, мне предстоит вернуться сюда и продолжить работу с описью, если она решит, что это нужно для следствия.

Я не мог разобраться в своих чувствах и решил пока о них не думать. Мы с Шоном поехали домой, каждый на своей машине, и через пятнадцать минут мы с Дизелем обнаружили Шона и Данте на задней веранде. Шон раскуривал сигару, а Данте лежал у его ног.

– Мне надо расслабиться, – сказал Шон. – А ты как?

– Мне тоже не помешает расслабиться, только способ я выберу другой.

– Это твое дело. Если хочешь, оставь со мной Дизеля, я выпущу их с Данте побегать, а ты иди отдыхай.

Это явно было сказано с умыслом. Я рассчитывал некоторое время побыть с ним и, если удастся, поговорить, но сын давал понять, что не желает моего присутствия. Мне стало обидно, и в результате я почувствовал себя с ним неловко. Тем не менее я постарался улыбнуться:

– Спасибо. Дизелю будет полезно размяться, а я пойду наверх почитаю.

Шон кивнул и выдохнул облачко дыма.

– Тогда до встречи.

Я почесал Дизеля за ушком, он посмотрел на меня и мяукнул.

– Оставайся тут, дружище, поиграй, а я потом приду.

Я направился к двери в дом, но Дизель пошел за мной. На пороге я остановился.

– Кажется, он сейчас не хочет на улицу. Я возьму его с собой.