Читаем Считаные дни полностью

Наверное, это была одна из тех ночей, когда он лежал без сна. Уже третий раз за два года он работал на замене, но все же по-прежнему чувствовал сомнение и беспокойство. Особенно по ночам, когда она беззаботно лежала рядом с ним, пылая любовью к специальности, к которой он даже не смог приблизиться, и у него не выходило из головы: а что, если он сделал неверный выбор? Что, если он, несмотря на относительно неплохие результаты экзамена и характеристики, оказался совершенно негодным врачом, каким он, возможно, и был? Такие мысли порой могли лишить его сна на долгие часы. Но тогда еще не было тех длительных страданий, которые захватывали его целиком и парализовали, потому что все это было раньше. Эпизод, как она это называла, еще не произошел.

Поток рутинных дел возобновляется, в три часа он стоит перед расписанием. Обычное продление больничных листов и направление на физиотерапию, это требует гораздо меньше отведенных двадцати минут. Юнас отправляется в комнату для персонала, угощается фруктами из корзинки на столе, а на обратном пути, когда идет по коридору, откусывая красное и сочное яблоко, он сталкивается с ней.

Она выходит из кабинета Элизабет, открывая дверь спиной. Собранные в хвост на затылке волосы качаются над воротником зеленого анорака, в одной руке она сжимает листок бумаги, рецепт или, возможно, направление, другой держится за дверную ручку и тянет ее, чтобы закрыть дверь.

— Спасибо большое, — говорит она, Элизабет что-то отвечает из кабинета, слов он не разбирает, потом девушка закрывает за собой дверь и поворачивается к нему.

Поначалу он даже не сразу понимает, кто перед ним стоит, но и отвести глаза он тоже не в силах. Юнас замедляет шаги, девушка смотрит прямо на него и останавливается.

— О, — произносит она. — А вы врач?

Волосы у нее ярко-рыжие, возможно, именно это сбило его с толку. Вчера на пристани, когда она сидела на коленях под дождем и помогала раненому мужчине, ее волосы казались более темными. Сейчас он понимает, что тогда они просто намокли.

— Привет, — отвечает Юнас. — Да, тут работаю.

Она бросает взгляд на бейдж на его белом халате, и внезапно лицо ее заливается краской. Сегодня она выглядит моложе — примерно двадцати с небольшим лет, зеленый анорак и шерстяной свитер, да еще горные ботинки, ее выговор выдает в ней местную.

— Так ужасно неловко получилось, — говорит она. — Если бы знала, что вы врач, ни за что не отказалась бы от вашей помощи.

Она качает головой, и хвостик на макушке снова описывает дугу.

— Да по-моему, вы и сами неплохо справились, — отвечает Юнас.

— Занималась на вечерних курсах по оказанию первой помощи, — смущается она.

— Ну надо же!

Она улыбается, но вид у нее печальный, и Юнас думает о том, что что-то ее гнетет, на душе неспокойно.

— Я была у Элизабет, — говорит девушка и быстро взмахивает рукой, в которой зажат рецепт, словно опасается, что он прочитает, что там написано. На одной щеке у нее ямочка, впадинка на коже, которая становится более заметной, когда она растягивает губы в улыбке, клыки немного выступают вперед. У Эвы тоже такая особенность, ставшая предметом первого комплимента, который Юнас осмелился ей сделать, Эва флиртовала с ним и сказала: «Ты пытаешься мне польстить, говоря, что у меня неправильный прикус?»

Дверь за спиной девушки распахивается, и из нее выходит Вальтер, которого сопровождает кашляющий и слегка сгорбленный пациент.

— Пойдемте со мной, — говорит Вальтер.

Он открывает дверь лаборатории и пропускает пациента перед собой. Девушка сгибает рецепт пополам.

— Что ж, буду знать, что вы врач, если что, — говорит она.

— Вот именно, — отзывается Юнас.

— Ну, я пошла.

— Ладно.

— Вообще-то, мне надо в тюрьму.

— Вот черт, — удивляется Юнас. — Что вы такого натворили?

Она быстро улыбается и сгибает листок с рецептом еще раз, и все равно он кажется большим в ее руках.

— Я занимаюсь исследованием.

Она делает ударение на последнем слове, словно сама себя не воспринимает всерьез, или, возможно, это своего рода извинение, чтобы не создать между ними дистанцию.

— Пишу магистерскую работу, — добавляет она.

Она опускает сложенный рецепт в карман анорака, пальцы у нее бледные и тонкие.

— Здорово, — говорит он. — Что-нибудь по криминалистике?

— Антропология, — поправляет она.

Юнас кивает, он пытается задать еще какие-то вопросы, стараясь не показаться слишком назойливым, но задержать девушку еще хотя бы ненадолго. Однако она застегивает молнию на анораке, потом делает шаг по направлению к стойке регистрации.

— Ну, удачи вам, — произносит она.

— Спасибо, — отвечает он. — И вам.

Когда он возвращается обратно в кабинет, во рту все еще чувствуется привкус яблока, свежий и сладкий, и комната кажется больше; Юнас думает о том, что стало совсем светло, облака расступились, солнечные лучи пробиваются наискосок и золотят все вокруг.

%

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее