Считаные дни

Лив Карин нравилось, что имена походят одно на другое. Кайя и Карин. Они так созвучны. И когда Магнар в первое утро в родильном отделении разглядывал крошечные ножки Кайи с удивительно высоким подъемом, он со смехом заметил: «Ноги точно как у тебя», и она почувствовала прилив тихой радости. Именно о такой дочке Лив Карин и мечтала — чтобы она стала продолжением ее самой.

У нее был год, чтобы дать разыграться воображению и явственно представить себе: вот они, мама и дочка, в одинаковых платьях, сшитых своими руками, вот увеличенный черно-белый снимок их маленькой семьи, отпечатанный на холсте, — он занимает половину стены в гостиной. Вот пухлый альбом, в котором их с малышкой фотографии: они спят рядышком в причудливых позах или смеются — лицо к лицу — и едят клубнику. Но Кайя не соглашалась носить платья, во всяком случае те, что были похожи на материнские, ненавидела фотографироваться, а сразу после рождения отказалась от грудного молока.

Уже в первую ночь в родильном отделении грудь у Лив Карин набухла, и вскоре пришло молоко, густое и питательное, как сливки, говорили акушерки — они хвалили ее за «молочность», но когда к груди попытались приложить Кайю, та крепко сомкнула губы и отвернулась. Акушерки сжали пальцами сосок, и струя молока ударила прямо в лоб ребенку, попала в ухо, в сердито открывшийся маленький ротик, потому что девочка зашлась от крика; красная и возмущенная, она не сбавляла обороты и не желала брать грудь. Через трое суток борьбы даже самые ярые сторонники грудного вскармливания в родильном отделении были вынуждены расписаться в своем бессилии и отправить Магнара в аптеку за рожком для кормления.

Слезы катились по щекам Лив Карин, когда она сцеживалась и наблюдала за тем, как бесчувственный молокоотсос выдаивает из ее груди молоко, причиняя боль, то самое молоко, которое ее малышка высасывает из бутылочки. «Ведь так ты можешь чувствовать себя гораздо свободнее, — успокаивал ее Магнар, — из бутылки-то и я могу ее кормить». Акушерки одобряюще кивали, но Лив Карин не хотела становиться свободнее. Она жаждала стать матерью, хотела, чтобы никто не мог ее заменить. Но Кайя оказалась такой самостоятельной, такой независимой. Когда ее мама уходила, она редко плакала и легко оставалась с няней, а позже, когда пришло время идти в детский сад, она нисколько не страдала. В то время как другие дети цеплялись за своих матерей, а именно матери в большинстве своем приводили детей в детский сад в период привыкания, Кайя бросалась к коробке с кубиками, полке с книгами, горке больших разноцветных подушек. Других детей в группе она воспринимала с доброжелательным любопытством, а воспитателей стискивала в объятиях так, как Лив Карин хотелось бы, чтобы обнимали ее саму, однако она этого не удостаивалась. «Доверчивая» — так охарактеризовала Кайю педагог детского сада, она произнесла это с восхищением, как комплимент матери и ребенку: «Кайя такая доверчивая девочка, каких еще поискать!»

С мальчиками, которые появились на свет шесть и семь с небольшим лет назад, было по-другому. Они с жадностью приникали к ее груди и высасывали все до капли. Они мертвой хваткой вцеплялись в ее брюки и отказывались отпускать, кричали: «Мамочка моя!» — и обхватывали пухленькими ручками Лив Карин за шею — делали все, чего ей так сильно хотелось. Она была тронута этой безоговорочной любовью, которую они проявляли к ней, но в то же время эта преданность мальчиков заставляла ее чувствовать себя словно в западне: будто два тяжелых мешка с песком, привязанные веревкой к поясу, тянули ее под воду — именно такое ощущение возникало у Лив Карин, когда мальчики были еще маленькие и с обеих сторон цеплялись за ее ноги, а она сама через окно гостиной смотрела на спину Кайи, всегда уходившей из дома, отвернувшись прочь от нее.

Дождь закончился, но каменные плиты на лестнице, ведущей к цокольному этажу, темны от влаги.

Она показывает ему хитрость с замком: поворачивая ключ, надо немного дернуть за дверную ручку. В коридоре пахнет зеленым мылом, комната стояла пустой с января, когда съехали польские строители, Лив Карин в выходные сделала здесь уборку. Комната небольшая, с перегородкой напротив ниши для кровати, кухонным уголком и ванной с душем и туалетом, все просто, функционально и чисто. Доктор следует за ней, пока она показывает самое основное.

Электрощиток, щетка с резиновой насадкой, чтобы протирать пол в душевой кабине, маленький трюк с дверью, которую нужно дернуть на себя, чтобы закрыть на замок; слушая ее, он молча кивает, кажется, он не очень впечатлен, но в то же время и не разочарован; Лив Карин понимает, что они оба ждут, чтобы ознакомительные формальности поскорее закончились и каждый мог остаться наедине с собой.

Она вешает ключ на крючок рядом с дверью.

— Если что-то понадобится, говорите не стесняясь, — произносит она.

— Большое спасибо, — отвечает доктор, он смотрит на свой мобильный телефон, лежащий на кухонном столе, экран беззвучно светится, сигнализируя о новом сообщении.