Когда она поднимается по лестнице, тренькает ее собственный мобильный и дважды коротко вибрирует в кармане у правого бедра. И она снова думает о Кайе, об СМС с извинениями. Уже прошло несколько часов, и несмотря на то, что Лив Карин потеряла самообладание и, конечно, зашла слишком далеко, у Кайи тоже была возможность прийти в себя, успокоиться и проанализировать собственное участие в том, что случилось. Возможно, это даже пойдет ей на пользу, думает Лив Карин, остановившись на верхней ступеньке лестницы и немного переведя дух; она извлекает телефон из кармана. Может быть, произошедшее сможет разрядить ситуацию, показать, что идет не так, обнулить отношения и вместе начать новый отсчет.
Но сообщение не от Кайи, а от Магнара. В нем только одно слово — «Фагернес». Это повелось с давних пор — он просто пишет из того места, где находится. В самом начале, когда Кайя только родилась, Лив Карин всегда ужасно волновалась; если он уезжал далеко, она проверяла сводки о ситуации на дороге, изучала погодные условия, изменение температуры и вероятность схода оползней. А когда Магнар был в пути, она просто мерила шагами комнату и ждала его возвращения, считала минуты, каждый час включала радио, вслушивалась в выпуски новостей — нет ли аварий на дорогах. Он считал, что это трогательно. А когда она просила держать ее в курсе, он ловил ее на слове и присылал ей в СМС подробные занятные отчеты с дороги, первый — уже с причала парома в Вангснесе, всего в какой-то миле от дома.
И когда уже она перестанет волноваться, когда перестанет жить ожиданием?
Лив Карин смотрит на экран телефона. Одно слово, возможно написанное неохотно, просто по обязанности. Фагернес. Откуда он писал — может быть, с остановки, после того как вышли и вошли пассажиры? Или у них перерыв на обед, там, в придорожной закусочной? Что он сейчас делает — сидит с водителями из других автобусов? И о чем же они говорят? О погоде? О зиме? О своих детях или о новом расписании? Или он за столиком в одиночестве в своей униформе, ест, поставив пухлую сумку с наличными за проезд рядом с собой на стол? Что там у него — хот-дог или бургер, или что-то более диетическое, или бутерброд с креветками, например, с долькой лимона и майонезом, вот он снимает веточку укропа и кладет ее на краешек блюдца.
Лив Карин смотрит на экран, и ей приходит в голову, как мало она знает о том, как Магнар проводит свои дни, о его желаниях, о его жизни. Он ничего не рассказывает, да она и не спрашивает. Разве что поинтересуется: «Ну, как прошел день?» И он отвечает односложно. И, бывает, коротко спросит в ответ: «А как в школе?» И она отвечает то же, что и в прошлый раз, когда он задавал этот вопрос. Или что-то другое, ничего особенного, ничего такого, за что можно было бы зацепиться, чтобы начать настоящий разговор или почувствовать, что их что-то объединяет. Лив Карин касается экрана указательным пальцем. «Поезжай осторожно, — пишет она. — Люблю тебя». И потом стирает написанное, сначала первое предложение, а потом все сообщение целиком и вместо этого набирает просто «Ок». И это все, что она может ему дать, потому что такая уж она — скупая на слова и чувства. Лив Карин убирает телефон, осторожно опуская его в карман, на мгновение оглядывается, видит свет, который пробивается из окна на цокольном этаже, и идет дальше, к лестнице, ведущей к входной двери ее дома, туда, где пять имен на дверной дощечке из соленого теста, и заходит внутрь.
%
Вот именно здесь все и начинается, на стадионе «Лэрдалсхаллен», в воскресенье семнадцатого сентября. Так это и останется в ее памяти — как начало, точка отсчета, словно тот момент, когда она настраивает фокус на фотоаппарате, и прямо у нее на глазах все серое и размытое внезапно обретает ясные очертания — то, что находилось там все время, но именно теперь стало очевидным и четким. Вот именно так она это представляет себе, когда впервые видит Кайю.
Дождь лил день и ночь, и накануне тоже не переставал. Она вышла немного прогуляться, потому что не может сидеть дома, с фотоаппаратом в рюкзаке, она и не достанет его, пальцы замерзли, да и фотографировать нечего — только сырость и серость вокруг.
Потом она заходит в спортивный комплекс, садится в мокрых кроссовках на верхней трибуне, кладет руку в гипсе на колено, он уже не так давит в локте, кое-где торчат нитки, и она выдергивает несколько из них. За девочками, которые бегают на дорожках, она не следит, потому что сегодня все еще самый обычный день, она еще не знает о существовании Кайи и о том, что одна из девочек прямо перед ней и есть Кайя.