Считаные дни

Бросаясь к входной двери, она видит перед собой лицо дочери. Вот Кайя на лестнице, стоит смущенная, взгляд в сторону, мучается угрызениями совести, из-за этого она не смогла сесть на автобус до Восса, или по той же причине ей пришлось сойти по дороге; нажала на кнопку сигнала остановки, когда автобус огибал Стуресвинген, направляясь в сторону горы, поспешно пробормотала что-то водителю в свое оправдание — мол, ей кое-что нужно сделать, совершенно неотложное, а потом прошла весь отрезок пути назад пешком, под дождем, чтобы вернуться сюда и попросить прощения — глаза в глаза.

На крыльце стоит незнакомый мужчина. Он молод, хорош собой, но выглядит усталым, и когда его рот растягивается в улыбке, она больше похожа на непроизвольное движение губ, чем на искреннее и дружелюбное приветствие.

— Привет, — произносит он. — Лив Карин?

Ей приходит в голову, что он, должно быть, один из тех проповедников, что появляются здесь время от времени. Прошлым летом Кайя впустила двух таких, и когда Лив Карин вернулась домой из магазина и снимала обувь у входной двери, то услышала их голоса в кухне, бесцеремонные вопросы дочери, которая с неподдельным любопытством выспрашивала их о том, что они «всерьез думали о жизни после смерти». Когда Лив Карин вошла в кухню с пакетами в руках, Кайя сидела на скамейке у окна, а на стульях лицом к ней расположились двое мужчин приятной наружности, одетые в костюмы. Они сидели подавшись вперед, сложенные руки лежали на клеенке рядом с Библией в черном переплете, а их взгляды были устремлены в одну точку — на маленькие трусики Кайи, она надела только красное бикини.

— Нет, спасибо, — бормочет Лив Карин и уже собирается захлопнуть дверь, но тут замечает за спиной молодого человека автомобиль — красный «гольф» с открытым багажником, внутри которого виднеются два чемодана и несколько серо-коричневых картонных коробок.

— Я приехал немного раньше, чем обещал. — Тон у мужчины извиняющийся. — Всю ночь за рулем.

Он быстро улыбается и проводит рукой по щеке, на которой уже заметна щетина, она кажется мягкой, почти как пушок у ребенка. Лив Карин понравилась мысль о том, что в их доме поселится врач. Когда пару недель назад он позвонил по объявлению, она тотчас же согласилась, даже не спросив рекомендаций, просто подумала, что в случае чего он окажет помощь. Но она представляла себе кого-то постарше.

Его взгляд скользит мимо Лив Карин, устремляется в коридор; быть может, ему видна и кухня, и ей, конечно же, следовало бы пригласить его войти, угостить кофе с бутербродами — он же ехал всю ночь. Но в кухне царит беспорядок, кругом осколки, вряд ли удастся придумать оправдание, но в то же время у нее в голове не укладывается, как она умудрилась забыть о том, что он приезжает именно сегодня.

— Я принесу ключи, — произносит Лив Карин, — подождите минуточку.

Возвращаясь к двери, она спотыкается о босоножку Кайи, которая свалилась с полки для обуви; Лив Карин наклоняется и поднимает ее, кладет на место рядом с футбольными бутсами мальчишек и сапогами Магнара.

— А вас здесь сколько живет? — спрашивает доктор и кивает на полку, где разномастные пары обуви теснятся в три ряда.

— Пятеро, — отвечает Лив Карин, — но на неделе четверо. Наша дочь ходит в школу в Воссе, домой приезжает только на выходные.

Она спохватывается и протягивает руку для приветствия, ей следовало сделать это с самого начала. Доктор шагает вперед, рукопожатие у него крепкое. Лив Карин называет свое имя и бормочет извинения, оправдываясь, что плохо спала ночью, и стараясь не думать о том, как сейчас выглядит — ведь она еще даже не приняла душ, просто накинула этот неказистый флисовый костюм, который носит только дома.

— Мой муж — водитель автобуса, — продолжает она. — Сегодня он в дальней поездке в Осло.

— Понятно, — отвечает доктор и смотрит на экран мобильного телефона.

Лив Карин силится вспомнить его имя, хотя они переписывались по электронной почте, а приехав сюда, он еще и представился.

— Да, а я — учительница, — говорит она и сует ноги в кроксы, — каждый понедельник у меня выходной, так что это просто удача, что вы приехали именно сейчас, когда я дома.

Доктор рассеянно кивает и поплотнее запахивается — тонкая джинсовая куртка промокла и потемнела под дождем, его пробирает дрожь, он беспомощно оглядывается на машину, возможно размышляя о том, как ему придется доставать из багажника все чемоданы и коробки и нести в свой новый дом, открывать их, разбираться с содержимым, распаковывать вещи.

Лив Карин выходит на крыльцо и захлопывает дверь. Дощечка на двери слегка покачивается. На темно-синем фоне фигурки из соленого теста — она слепила их на следующую зиму после рождения Кайи. Два больших человечка, а посередине один маленький, они держатся за руки, и улыбки у них прямо до ушей. «Здесь живут Магнар, Лив Карин и Кайя!» А имена мальчиков приписаны карандашом на скорую руку несколькими годами позже — Ларс и Эндре.

— Пойдемте, — произносит она и тянет язычок молнии на флисовой кофте до самого горла, — я покажу вам, где у нас вход на цокольный этаж.