Суханов поджал бесцветные губы, чтобы не выказать реакции: сравнение высокой науки земельного права с предметом истории партии казалось ему оскорбительным. Но сказать об этом вслух было нельзя.
Сергеечев по счастью и не догадался:
- В общем хочу, чтоб знали. Если завтра, после того как вы его отчислите, кто-то предъявит вам претензии, я - всегда поддержу Вас. И как принципиального человека, и как секретаря партбюро. Надо будет, - навалимся двумя кафедрами. Я уже заручился поддержкой ряда товарищей. Пора очистить университет от всяких сомнительных личностей. Вашу руку!
Суханов свысока глянул на подрагивающую потную ладошку. Повел костлявыми плечами.
- Не понимаю, о чем Вы. Комиссии еще не было. И возглавляю я ее, заметьте, не как секретарь партбюро. Сухо кивнув, Григорий Александрович удалился.
"Умеет себя поставить", - с завистью подумал Сергеечев. С завистью, но и с удовлетворением: этот "завалит" подлеца без всяких сантиментов.
Через час Антона Негрустуева вызвали прямо с лекции на кафедру земельного права.
Суханов сидел за своим широким столом. У окна перешептывались две молоденькие аспирантки.
На вошедшего Негрустуева Суханов поначалу внимания не обратил, - рылся в ведомостях. Зато аспирантки, хорошо знавшие о конфликте учителя с дерзким студентом, разглядывали его с демонстративной неприязнью.
- Вызывали? - напомнил о себе Антон.
- Да, - Григорий Александрович поднял голову. - Что у вас за история со стройотрядами?
- История? - переспросил Антон. - В смысле насчет памятника? Там деньги похищены. Я всё написал. В штаб ССО и в милицию.
- И много Ваших денег?
- Моих там вообще нет.
- Тогда почему?
- Так ведь они ж за Родину.
Григорий Александрович пожевал губы.
- Вы понимаете, что если хищение действительно имело место и столько времени его удавалось скрывать, то вряд ли воровали в одиночку? Это могут оказаться люди влиятельные. Во всяком случае на Вас хватит.
- Наверняка группа, - согласился Антон. - Я как раз об этом написал. Чтоб в полном объеме разобрались.
Всё это было сказано с такой спокойной, обескураживающей простотой, что Григорий Александрович лишь тряхнул головой.
- Давайте зачетку, - протянул он руку. Вывел загогулину. - Комиссия, посовещавшись, единодушно...Единодушно? - уточнил он у растерянных аспиранток.
- Вообще-то у меня были вопросы, - одна из девушек набрала воздуху. Антон сжался, понимая: сейчас его начнут гробить. Но ответил за него Суханов.
- Какие еще у тебя вопросы? - угрюмо прорычал он. - Какие
- Так что, могу идти? - оторопелый Антон неловко кивнул, - прямо у расстрельной стены ему зачитали указ о помиловании. При общем молчании заторможено пошел из аудитории, словно ждал выстрела в спину. У самой двери его нагнал голос Суханова.
- А насчет кадастра - это ты прав. Давно, давно пора ввести. Какой может быть рынок в стране, где земля - роженица товарной стоимости не имеет? Что булыжник посреди Красной площади, что краснозем, что пустыня Каракумы, - всё едино. Сколько талдычу. Во все инстанции исписал. Сам проект подготовил и в Верховный Совет передал, а - воз и ныне там. Дуболомы!
Выговорившись, Григорий Александрович неприязненно скосился на растерянных, так и не понявших причины внезапного разноса подчиненных.
* Когда-то сатир Марсий, искусный флейтист, попытался соперничать в музыке с самим богом Аполлоном
То есть способ настоять на своем судьба найдет: если не с помощью золотой кифары, то - хорошим разделочным ножом.
Не суждено оказалось самостийному философу Антону Негрустуеву закончить университет. Пришла к Антону беда, откуда не ждал. А ждать-то следовало. Не зря испугался Листопад томов Ленина и Каутского в тети Пашином подвальчике, потому что точно знал: классиков марксизма издают вовсе не для того, чтобы каждый блудливый школяр вчитывался в них с карандашом в руке. Правильно пеняли Антону на скверный характер, - отрыгнулась-таки ему чрезмерная въедливость.
Можно, конечно, считать, что дальнейшее стало волею случая. Но случай, как известно, есть неосознанная необходимость. Антона необходимо было исключить. И случай представился.