С утра он зашёл в аптеку и купил ещё пять капсул. Чуть позже, когда двойняшки проснулись, они втроём зашли за матерью в больницу и вместе с ней отправились на похороны. Это было морозное, сырое утро, когда вместо снега и луж осталась только грязь, а кое-где и мёрзлая земля. Добравшись до кладбища, они умудрились испачкаться чуть ли не до колена. Во время панихиды все молчали; было не так много человек: семья Бёргер, Матиас, Лили, а также некоторые знакомые с работы. В общей сложности, около двенадцати человек, если считать священника. Никто не говорил, как будто боясь нарушить эту угрюмую и вместе с тем сонливую атмосферу, молитвы и отпевание – словно бессвязная речь в трансе. Никто не слушал, присутствующие смотрели либо на закрытый гроб, либо в сторону, а повторяли слова молитвы и крестились непроизвольно. Похороны прошли быстро, и все разошлись. Бёргеры поехали домой на трамвае: они сидели друг от друга несколько отстранённо, по разным сторонам, каждый погружённый в свои мысли. Матиас составил им компанию, вышел чуть ли не у границы Битенбурга и отправился в магазин, Лили молча проводила их и поехала в другую сторону, сразу на суд, до которого оставалось полчаса. Во время отпевания она стояла, прикрывая лицо вуалью и носовым платком; к ней никто не подходил, да и она сама, после слов соболезнования родственникам покойного, отошла чуть ли не за калитку, чтобы её никто не трогал – не хотела либо падать в обморок, либо рыдать и биться головой о крышку гроба, а при одной мысли о разговоре с родственниками её трясло. Однако её никто не трогал, никто не упрекал или винил. Рейнеру даже стало жалко её: ведь она совсем одна.
Мать пожаловалась дома на головную боль, и её уложили наверху. Когда братья остались наедине, Рейнер сказал, что если его не пропустят на заседание, он будет ждать Артура возле дверей. Георг также вызвался пойти и поддержать брата, но его помощь сразу же отклонили: коль он в розыске, его с порога отправят в больницу. Так и решили, чтобы он за матерью ухаживал.
Рейнер и Артур отправились на суд.
…В зале суда помимо братьев (Рейнера всё-таки пропустили), Гомерика Вайса за решёткой, Матиаса, прокурора, Лили и судьи были: Кулаков, старушки-соседки, секретарь Кулакова, его два товарища, принимавшие участие в обвале; братья Г. и О. Кох; медсестра, к которой привели раненого прокурора в ту роковую ночь, и некоторые люди, либо ходившие в подпольный притон, либо работающие в казино «Райская нажива», либо корреспонденты. Суд продолжался почти четыре часа, с присяжными. Всё, словно по сговору, указывало на его виновность – и свидетели, и улики, и факты. Сам же он до последнего молчал, особенно когда тема заходила о Вишнёвском. Он только сказал под самый конец допроса:
– Ваша честь, лучше сажайте меня лет на двадцать-тридцать или же отправляйте в Нордеграунд – всё равно ничего не скажу.
К нему оказались снисходительнее, его отправили в колонию строгого режима на двенадцать лет. Назначать следующий суд не было смысла, даже при смене показаний – его вина неоспорима. Артуру повезло, и совет прокурора помог ему избежать наказания; вот только назначили штраф в тысячу марок, который он сразу же уплатил.
Выходили из зала суда. Матиас тут же присоединился к братьям Бёргер и обнял их: на лице его играла улыбка.
– Слава богу, всё закончилось.
Рейнер захихикал, Артур улыбнулся. Настроение после суда слегка приподнялось.
– Теперь ничего не грозит, а деньги остались, – сказал Рейнер. – Можно подумать и о новом доме, и о машине.
– Завтра же начнём искать новый дом, – сказал Артур. – Переедем на Западный округ, поближе к тебе, Матиас.
К ним подошёл прокурор Франк с улыбкой до ушей.
– Что ж, джентльмены, можете себя поздравить. Суд окончен, остальных членов шайки быстро поймают, я так думаю. Единственное, вам придётся выступать против них свидетелями…
– Да с удовольствием, – сказал Артур.
Франк кивнул и удалился. К ним подошла Лили; на её побелевшем лице играла улыбка. Все трое замерли в неловком молчании. Рейнер поджал губы и осторожно, как бы боясь сделать лишнее движение, обнял её. Она разрыдалась у него на груди и что-то прошептала в ухо. Артур и Матиас услышали только слова Рейнера: «Да, можно».
Он повернулся к ним, не отпуская Лили.
– Она побудет с нами на поминках.
Они кивнули.