Сдвиг (СИ)

Том вылетел из здания, громко хлопнув дверью. Завернув за угол и достав сигареты, вытащил одну, пытаясь прикурить. Пальцы тряслись, и сигарета, не выдержав такого издевательства, сломалась.

«Твою мать! – металась в голове мысль, когда Том доставал другую, насильно заставляя себя успокоиться. Щелчок зажигалки. Глубокая, нервная затяжка. Кажется, стало легче. Мысли опять вернулись к сцене в гримерке. – Вот какого дьявола Макс опять цепляется?! Делать ему больше нех*р, что ли? Шел бы, песню какую-нибудь поучил! И этот еще. Стоит, пялится… как будто насекомое под лупой разглядывает!».

К схваткам с Максом Том за эти годы привык, тот постоянно цеплялся, оттачивая на Томе свое остроумие. И это уже практически не трогало, став обыденностью. Но сегодня все было по-другому.

«А все это тощее недоразумение виновато! - сигарета закончилась слишком быстро, пришлось доставать еще одну. Снова закуривать, стараясь не сломать хрупкую палочку. – Как же он меня достал. Вроде и не делает ничего такого, а все равно бесит».

Том и сам не знал, почему его так раздражает помощник. То ли из-за того, что навязан он был почти насильно. То ли из-за странной, приятной дрожи в позвоночнике, которая появлялась каждый раз при взгляде на холодное отстраненное лицо с тонкими, красивыми чертами. А еще очень не хотелось выглядеть перед ним дураком. А именно так чувствовал себя Том всё это время, не имея возможности скрыться от внимательного, не отпускающего ни на секунду взгляда, который он ощущал всей кожей, словно по спине ладонью проводили.

Он докуривал уже третью сигарету, когда дверь открылась, и на улицу вышел Густав. Встал рядом, чуть прищурив глаза на ярком солнце. Пожалуй, это был единственный человек в окружении Тома, который не раздражал никогда. Густав был неразговорчивым, но он умел молчать как-то так, что это совершенно не напрягало. Вокруг него не было ауры загадочности или таинственности, от которых быстро устаешь. Благодаря своему молчанию он казался спокойным, уравновешенным, надежным. Они простояли в тишине минут пятнадцать, прежде чем Густав тихо заговорил:

– Ну чего ты на него внимания обращаешь? Знаешь же, как наша звезда покрасоваться любит. Особенно перед публикой. А тут такая возможность представилась…

– Да все я понимаю, – выпалил Том, нервно проведя рукой по косичкам. – Просто бесит. Если не устраивает что-то, так бы сразу и сказал. Ну, или врезал, я бы и то понял. Так нет, он же, с*ка, ехидничает… да еще и при всех. А тут еще этот… – Том с тоской глянул на потухшую сигарету, прикидывая, выкурить еще одну или пока хватит.

– Так тебя больше Макс злит или Билл твой?

– Бл*ть, Густав! И ты туда же?! Не мой он!

– Не злись. Просто мы уже все привыкать начинаем к тому, как вы дружненько парочкой ходите. Симпатично смотритесь…

– Вот я сейчас точно кому-то врежу! – рявкнул Том, совсем без злости в голосе.

– Не-а, не врежешь, – усмехнулся друг. – Ты меня для такого вандализма слишком сильно любишь. И Лиз тебе за мою подпорченную физиономию башку оторвет, – он опять замолчал ненадолго, а потом задумчиво проговорил: – В сложившейся ситуации выход у тебя один. Сиди тихо и не рыпайся, чтобы Дэвид понял, что надобность в сопровождающем для тебя отпала. Пойдем, работать пора. Нам уже всем красоту навели, один ты остался.

С макияжем и одеждой для съемок разобрались быстро. Потом всё закрутилось с сумасшедшей скоростью. Их выгнали на площадку. Переставляли с места на место, заставляя замирать в странных позах, словно они неодушевленные предметы. Фотограф орал с оглушающей громкостью и носился кругами. Том, глядя на это представление, злорадствовал, радуясь, что не один он здесь такой ненормальный.

Помощник все время находился где-то в углу, стоя и спокойно наблюдая за происходящим. В очередной раз привычно найдя взглядом долговязую фигуру, Том заметил пришедшего понаблюдать за подопечными Дэвида. Продюсер стоял рядом с Биллом, наклонившись очень близко, и что-то тихо говорил ему на ухо.

Том замер, на секунду забыв про нужное в этот момент выражение лица, за что фотограф, в особо нецензурной форме, тут же сообщил ему о том, что он крайне недоволен. Пришлось снова включаться в работу, но внутри все скручивало от пришедшей мысли: «Неужели любовники, и поэтому Про так настойчиво подсовывал именно его?! Фу, бл*дь!» – захотелось сплюнуть, от заполнившей рот горечи. Представлять помощника, нежащегося в объятиях их продюсера, было очень и очень противно.

До самого окончания съемок Том, стараясь не отвлекаться, настойчиво уговаривал себя, что такого просто не может быть. Насколько он знал, парнями Дэвид никогда не интересовался. Но картинки эротического содержания, не желая подчиняться, мелькали в голове все ярче, а мутная, почти неконтролируемая злость поднималась все выше. Причем злился Том именно на помощника.

«А нехрен физиономию раскрашивать так, что любой мужик с бабой перепутать может!»