Читаем Сдвинутые берега полностью

Олегу показалось, что его сунули в тесный музыкальный ящик, где все крутилось и пело, и он сам закрутился, завертелся.

Потом ему трудно было вспомнить, то ли он сам пригласил какую-то девушку в синих шароварах, то ли она его пригласила. Зато он отлично помнил, как они танцевали. Не танцевали, а мотыльками летали по зелёному лугу.

Несмотря на тесноту, у Олега осталось впечатление небывалого простора. Он все время ощущал запахи ромашки, васильков, заячьего горошка, черёмухи. Может быть, это происходило потому, что девушка была надушена? Однако запахи были тоньше и приятней всех духов.

Баянист взахлёб играл вальс «Над волнами», незамысловатую польку, и они казались Олегу необыкновенно красивыми, звучными. Он все смеялся и смеялся, ему было чертовски весело.

Батюшки! Я даже представить себе не могу безудержно весёлого Олега! Но верю, верю, что все так и было, как он рассказывал.

Они танцевали с девушкой - глаза в глаза, шаг в шаг, и когда оба уж слишком уставали, девушка, тряхнув локонами, принималась напевать.

Олег смотрел на неё, счастливую, весёлую, смотрел на девушек и юношей, пришедших сюда прямо с берега Волги в спецовках, испачканных бетоном и землёй, неумытых, и видел в их глазах яркий свет радости, веселья, молодости.

Девушка изнемогала от вальсового вихря и вихря радости.

- Хватит! - наконец решила она. Остановилась у стены, закрыла обеими руками глаза и тихонько засмеялась. - А вы знаете, - сказала девушка таким тоном, словно делала очень важное и секретное сообщение, - веселье - это награда. Она выдаётся многим, но далеко не всем. Мне приходилось бывать в «избранных» компаниях. Скучища там невыносимая! Все сложные, тонкие, глубокие. Все пыжатся быть весёлыми, а все равно не получается. Пришли б они сюда, посмотрели и наверняка сказали бы: «Примитив». Мой папа был опереточным артистом. Он говорил, что непосредственность, бездумная радость молодости - это великая мудрость жизни.

Олегу показалось, что у него под ногами начало колебаться и рушиться что-то. Это ощущение было приятно ему.

Баян заиграл грустное дремотное танго.

- Пойдёмте, - сказала девушка, - расскажите мне сказку... Не знаете?

Олег подумал, что он и в самом деле не помнит ни одной сказки.

- Тогда я вам расскажу.

Она осторожно положила руку на его плечо, обещающе улыбнулась.

- В некотором царстве, в тридевятом государстве жили-были три брата - два умных, а третий дурачок...

- Тихо-о, музыка! - рявкнул кто-то у входа. - Прораб Степанов, на выход!

- Меня зовут, - с досадой сказал Олег.

- Пойдёмте, - успокаивающе ответила ему девушка, - наша сказка от нас не уйдёт.

Они с трудом пробрались к дверям. Там стоял комендант общежития, комната которого находилась рядом с красным уголком. Заспанный, с опухшими, красными глазами, он был одет в какой-то серый лапсердак. Из-за пазухи у него выглядывала рыжая кошка.

Рядом с комендантом стоял Мийбрат.

- Слухайте, товарищ Степанов, - прогудел Мийбрат, - приведите своего бригадира в порядок.

- Что случилось?

- Он там такой гвалт поднимает! С ума сошёл человек. Два часа ночи, а он надумал звонить самому начальнику строительства. Мне неприятность - бог с нею, но он ставит под удар Волкова!

- Зачем он хочет звонить начальнику строительства?

- Да насчёт же хвороста!

- Так хвороста в самом деле нет?

- Так будет.

- Сегодня хворост решает все. Ильичёв поступает правильно. Молодец! Будьте здоровы, товарищ Мийбрат.

Олег резко повернулся, взял под руку девушку и пошёл прочь.

- То-ва-ри-щи-и! - испуганно вдруг закричал комендант. - Нарушение общественного спокойствия не позволю! Танцы, музыка и другой шум в местах общественного жития разрешается только до одиннадцати часов. Прошу освободить помещение и разойтись по койкоместам!

- Пошли к бетонному заводу, - крикнул кто-то, - там есть хорошая полянка!

И все направились к бетонному заводу.

Ветра уже не было - стих. Дождик по-прежнему моросил, но был уже не такой злой.

Дежурный электрик, пожилой мужчина, залез на столб, повернул прожектор в сторону полянки, и танцы продолжались.

- Тебя зовут Олегом. Я тебя знаю давно. Все хотела познакомиться. Потом передумала - ведь ты мог сказать: «Сама навязывается, сама на шею вешается». У нас так в общежитии девчонки говорят. Потом опять передумала: «Кто дал мальчишкам монопольное право на первенство в знакомстве с девушками?» Вот и познакомилась с тобой сама. Сама пригласила тебя на танец.

Говоря это, девушка смотрела мимо Олега, в темноту. И танцевала она теперь так, будто была одна. Одна кружилась, одна мечтала о чем-то...

- А меня зовут Валей. Мне надо идти спать - сна осталось всего несколько часиков. Сказку я тебе потом расскажу. Обязательно расскажу.

Вальсируя, Олег незаметно для Вали увёл её за ивовый куст и неожиданно крепко поцеловал. Она вырвалась и скрылась в темноте. Оттуда крикнула ему:

- Молодец!

- Постой, Валя! Где же ты?

- Захочешь - найдёшь.

И она исчезла.

Олег долго не мог уснуть.

«А как же Вера? - думал он. - Что такое была для меня Вера?»

В ушах шумело - это продолжало разрушаться то, что начало рушиться в красном уголке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха
Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Вторая часть воспоминаний Тамары Петкевич «Жизнь – сапожок непарный» вышла под заголовком «На фоне звёзд и страха» и стала продолжением первой книги. Повествование охватывает годы после освобождения из лагеря. Всё, что осталось недоговорено: недописанные судьбы, незаконченные портреты, оборванные нити человеческих отношений, – получило своё завершение. Желанная свобода, которая грезилась в лагерном бараке, вернула право на нормальное существование и стала началом новой жизни, но не избавила ни от страшных призраков прошлого, ни от боли из-за невозможности вернуть то, что навсегда было отнято неволей. Книга увидела свет в 2008 году, спустя пятнадцать лет после публикации первой части, и выдержала ряд переизданий, была переведена на немецкий язык. По мотивам книги в Санкт-Петербурге был поставлен спектакль, Тамара Петкевич стала лауреатом нескольких литературных премий: «Крутая лестница», «Петрополь», премии Гоголя. Прочитав книгу, Татьяна Гердт сказала: «Я человек очень счастливый, мне Господь посылал всё время замечательных людей. Но потрясений человеческих у меня было в жизни два: Твардовский и Тамара Петкевич. Это не лагерная литература. Это литература русская. Это то, что даёт силы жить».В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Тамара Владиславовна Петкевич

Классическая проза ХX века