Сдвинутые берега

Олег негромко, взволнованно рассказал ей свою историю с Верой и Валей. Рассказал и умолк.

И опять Меланья Фёдоровна молчала. Ждала. Знала, он не все сказал.

- Так как же? - наконец спросил Олег. - Выходит, сегодня одна, завтра другая? Пустой я какой-то, что ли? Сегодня одна, завтра другая... Может, и с Валей будет, как с Верой. А когда ж настоящее? Есть оно?

- Про это у меня не спрашивай. Сердечко своё спроси. Оно настоящего не пропустит - скажет. И не бойся, жди. Не робь.

Олегу почудился какой-то гул за окном. Он прислушался. В самом деле, на берегу встревоженно шумели люди.

- Чевой-то расшумелись, - сказала Меланья Фёдоровна и подошла к окошку. Подошла и припала к стеклу. - Вот она, шутиха. Жрёт, - не то с испугом, не то со злостью прошептала Меланья Фёдоровна.

Когда подбежал к окошку Олег, на берегу уже все было кончено: изуродованные бетонные плиты висели над мутной вспененной водой.

- Пойдём, - скомандовала Меланья Фёдоровна, - одевайся. Шутки плохи, она, проклятая, может дальше пойти, все сожрать!

- Что же делать? - спросил Олег таким тоном, будто он был не инженером, а маленьким мальчиком.

- Пойдём!

Они сбежали по трапу на берег. Там уже находились Мийбрат, прорабы, бригадиры и много рабочих.

Одни что-то советовали Мийбрату, другие требовали команды.

- Нельзя же стоять сложа руки! Командуй!

Мийбрат, заложив руки в карманы кавалерийской шинели, надвинув папаху на самый лоб, тупо смотрел на вспененную воду. Он тоже понимал, что все эти встревоженные, куда-то рвущиеся люди беспомощны перед Волгой. Он смотрел на ленивый зловещий водоворот с таким видом, словно хотел узнать: успокоилась шутиха или в чёрной глубине ещё продолжает точить берег, чтобы поглотить новую глыбу земли? Будет она дальше разрушать или нет? А может быть, она к утру все смоет?

- Чего ворожишь! Давай команду, начальник!

- Самосвалы сюда с землёй!

- Хворост и камни надо гатить!

Тучка ушла и открыла кровавое солнце, висевшее над горизонтом. Чёрная вода стала похожей на чёрную кровь. Люди теснее и теснее обступали зияющую прорву. Они будто готовились ринуться и закрыть её своими телами.

Олег протолкался к Мийбрату и твёрдо сказал ему:

- Предлагаю немедленно подвести поближе к берегу баржи и затопить их. Они своими корпусами закроют пролом и приостановят размыв.

Мийбрат глянул тяжёлым мрачным взглядом на Олега и ничего не ответил. Поднялся повыше на откос, снял папаху, замахал ею над головой и крикнул с такой силой, что перекрыл весь шум:

- Ти-и-и-хо-о!

И смолкло все разом.

- Бригадирам, прорабам, капитанам катеров, шкиперам барж - ко мне в контору немедленно! Всем остальным разойтись по общежитиям и ждать распоряжений! По берегу не ходить - опасно!

Сдержанно, одобрительно загудела толпа. Людям нравился твёрдый приказ, он вселял в них веру в свои силы.

Меланья Фёдоровна дёрнула Олега за рукав и шепнула:

- Поотстань-ка малость.

Они отстали, и Меланья Фёдоровна сказала Олегу:

- Ты на своём не настаивай. Баржи затопишь без толку. Тут надо берег камнем пригружать - старый способ. Подвинуть баржи поближе к шутихе и гатить, гатить...

На летучем пятиминутном совещании Мийбрат , именно такое решение и принял. Он, видимо, уже не раз сталкивался с шутихами.

Первые два-три часа разгружали с шумом, весело. Бригада арматурщиков не очень слаженно, но громко, с задором пела кем-то сочинённую песню о строителях.

Потом стали ослабевать силы от нудной, однообразной работы. Другое дело, если бы можно было напрячь свои мускулы до звона, подойти всем вместе, взять баржу за борт и по команде перевернуть её, высыпать в ненасытную волжскую пучину сразу тысячу тонн камня. И пусть бы потом упасть от усталости, пусть, грозясь разорваться, колотилось бешено сердце! Так нет же. Приходилось утомительно качаться маятником от борта к борту и уставать не от напряжения, а от однообразия движений, от досады, что нельзя с гиком сразу опрокинуть баржу.

Так проходили часы, длинные и тягучие. И каждый из строителей, в том числе и Олег, понимал, что ему досталось трудное испытание - испытание упорства, терпения, воли...

...Олег пришёл в общежитие под утро. От усталости у него подгибались ноги и ныли, будто стонали, руки, а в голове стоял однообразный шум, похожий на скрежет камней и всплески воды. Ему казалось, что он мгновенно уснёт и проспит целые сутки.

Он разделся, погасил свет, забрался под одеяло и тут же понял - не уснуть. Тревожилось, болело сердце. Олег вспоминал прошлую ночь, лица арматурщиков. Он видел эти освещённые прожекторами лица: усталые, суровые. Но главное в них было не это, а спокойствие, уверенность, и этим они были сильнее него. Поэтому-то у Олега и ныло сердце, тревожилось. Неужели он не выдержит?

Вспыхнул свет. Олег выглянул из-под одеяла и увидел секретаря парткома строительства Мозовикова.

Секретарь снял кожаный треух, пригладил обеими руками лысеющую седую голову. Снял брезентовый плащ, полушубок, повесил на вешалку у дверей и потом виновато улыбнулся Олегу.

- Извините, я вас побеспокоил.

- Ничего, ничего, - заторопился с ответом Олег, - я не сплю.