Сдвинутые берега

Олег был удивительно светлым и праздничным. Полотняный костюм, русые волосы, золотые очки. Похудевшее лицо было крепким и загорелым. Серые с бирюзовым отливом глаза смотрели на нас зорко и насторожённо. Но эта насторожённость держалась у него недолго. Он всех пристально оглядел и повеселел. Я заметил в глазах Олега уверенность, твёрдость, они стали чем-то сходны с глазами Каспарова и Дмитрия.

- А мы в гости, с Меланьей Фёдоровной...

- Ты что, парень, - перебила она его, - я только на минуточку.

- Да ты, Фёдоровна, не гоношись, - выходя из комнаты, сказал Павел Петрович, - раз уж пришла, так будь гостем.

- Батюшки! - вскрикнула Меланья Фёдоровна. - Да это ты, что ли, Павел Петрович? А я-то сослепу и не разглядела тебя...

- Вовсе состарилась, своих не узнаешь?

Меланья Фёдоровна крепко пожала всем руки, поздравила с праздником.

- А ты-то её откуда знаешь? - спросил Павел Петрович Олега.

- Меланья Фёдоровна на своей барже камень нам возила, когда Волгу укрощали.

Меланья Фёдоровна сидела за столом рядом с Олегом. В белой косынке, в цветастой блузке.

- Мы вчера с дедом преступление сотворили, - говорила она, хитро подмигивая, - да и то сказать, осерчали сильно. Праздник подходит, на Волге живём, а уж и забыли, когда осетрину ели. Что же, говорю деду, директора заводов всякими мазутами миллионы рыбы изводят, и им ничего, а нас, говорю, наистарейших волгарей, неужели за одну рыбёшку повесят? Ну и взяли сеточкой одного осетренка на пятнадцать килограммов... А сегодня-то утром вспомнила про Олега. Парень, думаю, застенчивый, из Москвы, одинокий, у кого о нем душа поболит, как не у меня. Вот и принесла ему свежины. А он, пойдём да пойдём, говорит, к моим лучшим друзьям. Что ж, подумала, с друзьями стаканчик пропустить можно. Ой, совсем забыла! Дед-то мой дома ждёт меня не дождётся!

- А неужели он по тебе все как по девке скучает?

- Чудак ты. Петрович. Самая сильная любовь только и бывает это в медовый месяц да в старости, перед смертью. А Сергеевна твоя где? Никак у сынов.

- У сынов.

- Тоже поди по ней скучаешь?

- Скучаю. Немного. - И Павел Петрович нахмурился.

Меланья Фёдоровна после первого тоста ушла.

Послеобеденное солнце светило прямо в окно. На столе, возвышаясь над снедью и вином, стояли в кувшинах букеты алых цветов. По старой дружбе их достал в оранжерее Олег.

В одних трусишках, разбросав ручонки, спала на тахте Светланка. Рядом с ней кукла. Тоже в одних трусиках, тоже «спала».

У дверей на вешалке висел серый льняной пиджак Олега и серая шляпа. Мне казалось, что на них лежала пыль дальних дорог. Он сидел среди нас и самыми обыкновенными скупыми словами рассказывал о шутихе, об укрощённой Волге.

Павел Петрович, одетый в вышитую рубаху, лениво жевал корочку хлеба, жмурился. Шевелились его усы, двигались глубокие морщины. Вот теперь-то Олег ему нравился.

Дмитрий улыбался глазами-криничками: «Видите? А что я говорил? Вон какой славный парень наш Олег».

Вера и Люда откровенно восторгались Олегом...

Ну, а я? Я тоже, слушал его и тоже был доволен тем, что все так хорошо получилось. Мне казалось, что я, Олег, Павел Петрович, Люда, Вера, Дмитрий, Светланка и даже её кукла - все мы прожили вместе много лет, так много, что даже и не вспомнишь, когда это началось. «Передай всей нашей семье привет», - так сказал Олег, когда прощался со мной там, на берегу. Он прав, мы - семья. Большая и дружная...

Я не заметил, когда закончил свой рассказ Олег. Услышал только голос Павла Петровича:

- А ну, девоньки, приготовьте чаек, а мы пойдём подвигаем шахматишки.

- Двигайте, - сказал я, - а мы с Олегом будем вас веселить. Покрутим пластинки.

Мы перешли в нашу комнату. Я поставил долгоиграющую пластинку. Олег поманил меня к окну.

- Посидим, поговорим немного, а?

Мы закурили.

- Вы знаете, я сейчас живу в постоянном страхе, - сказал Олег.

- Странно. Чего же ты боишься?

- Раньше жизнь мне казалась неинтересной. А сейчас у меня появились радость, цель, я, кажется, понимаю теперь вкус жизни...

- И отлично! Что же здесь плохого, чего ты боишься?

- Уж очень легко и просто пришло все это ко мне. До того просто, что кажется ненастоящим. Как я боюсь, очень боюсь, что вот сейчас или через минуту возьмёт и рухнет и любовь и шутиха... моё сегодняшнее счастье...

- Чепуху ты говоришь.

- Это не чепуха.

Олег горько улыбнулся, надел очки и посмотрел в окно. Там праздничная компания отплясывала под гармошку «Трепака».

- «Веселье - это награда». А ведь правильно, черт возьми. Вы смогли бы вот так, на улице, отплясывать? Вам это не показалось бы диким?

- Я смог бы, а ты?

- Конечно! Пойдёмте!

И он стал тащить меня за руку, как когда-то я его тащил на дождь, на ветер. Я хохотал и сопротивлялся.

- Эх, вы! Смотрите!

И Олег опрометью выскочил на улицу. Компания на минуту оторопела от неожиданности, а потом расступилась и стала хлопать в ладоши.