Сдвинув Призму. Книга Первая (СИ)

Поднявшись по лестнице, расталкивая толпу, скопившуюся на ступеньках, сидя на них же, окружая рыжую голову Перси, что, подняв конспект повыше, читал тезисы по расширенному курсу трансфигурации. Многие уже засыпали, но упорно продолжали морщить лица, вглядываясь в страницы, покрытые убористым почерком и перевитые зубодробительными формулами, и я даже не удивился, увидев подвязанную копну волос, что сидела рядом с ним, и, бросая быстрые взгляды, с тихой злостью конспектировала все в тетрадь. Скорее всего, она не понимает и половины написанного или же сказанного, но все же упорно продолжает поглощать новые знания. Не здороваясь и получая обиженные тычки, я вприпрыжку забежал в комнату, тут же увидев белозубую улыбку Рона, что мигом сбросил с себя сонную одурь вместе со старым учебником истории, что развалился на две части, упав на пол. Это его не сильно заботило, как и меня.

— Принес! Шикарно, давай включай.

— Да погоди ты! – шикнул я на рыжего, вновь шлепнув его по ладошке, на что он показал мне кулак, в то время как я протирал тряпочкой блин проигрывателя. С тихим свистом я извлек винил на свет и провернул его меж указательных пальцев, нежно поставил на положенное ему место, тут же аккуратно подведя иглу.

Затаив дыхание, мы словно дети в ожидании чуда прислушивались к тихим скрипам, чтобы дальше обалдело дать пять друг другу, когда музыка полилась легкими рифами в наши уши.

Так мы и сидели целый день в комнате, открыв окно, перебрасываясь неправильными или испорченными работами, куря сигареты и лепя на голову Коросты шляпы из папье-маше, когда учить становилось совсем невыносимо. На обед мы так и не пошли, так как Невилл притащил нам бутерброды в ответ на оказанную услугу списать конспект по зельеварению, который мы в свою очередь, списали у Гермионы.

Вечер медленно наступал, укутывая дремотой всех людей, населявших этот старый замок. Через два дня должен был состояться финальный матч по квиддичу между Гриффиндором и Когтевраном. Слизерин продул нам, и выиграл Пуффендуй со счётом сто тридцать — двести шестьдесят. Вуд мне плешь проел о том, что я не должен ловить снитч, пока команда не наберет сто очков форы, и лишь тогда я должен его поймать или хотя бы попытаться.

Но сейчас, лежа на боку и сверля взглядом приспущенный полог, что колыхался на ветру, я не мог заснуть, даже глаз сомкнуть. А в это время из–за соседних пологов лился тихий храп и глухое сопение. Шрам дико колол лоб, подергиваясь, словно гнойник, готовый вот-вот взорваться. Темное облако липкого страха заполняло мое нутро, но я выжигал его каленым железом моей решимости идти до конца. Тогда я не думал головой, меня вела ярость, и я знал что то, чего я так сильно боялся, случится именно сегодня.

Сорвав с себя футболку, липкую от пота, я тихонько соскользнул с кровати и открыл сундук, надевая чистую белоснежную рубаху.

Теперь уже я смотрел на свое отражение и улыбался лихой и в то же время грустной улыбкой, завязывая красный галстук. Я был готов. Надев штаны, я не стал заправлять рубашку – мне было все равно, – не стал надевать и носки, которые были закинуты хрен знает куда. Надел кеды и, с улыбкой погладив ствол пистолета с гравировкой его названия Automag III, привычным жестом заправил его за пояс. Отцовская мантия мягко легла на плечи, и я, бросив последний взгляд на спящего друга, тихо ушел, не став его будить.

Я выучил урок, где может умереть один — незачем брать еще одного. Одних похорон и так достаточно.

В гостиной было пусто и тихо, так что я незаметно прошмыгнул на выход, пожирая глазами убранство коридоров замка. Блестящие и иногда пыльные доспехи, что тихо провожали меня скрипами своих шей или того, что им их заменяло. Было тихо, запахи близкого леса и шелест деревьев доносились даже сюда сквозь редкие открытые окна. Ветхие тучи застилали небо, все же пропуская лунный свет и едва видимые россыпи звезд на темно-синем небе.

Каким бы прекрасным оно ни было, я очень хотел увидеть рассвет, ощутить солнечные лучи на лице, сощуриться, выдавив довольную улыбку, и дышать.

Лестница, словно дожидаясь момента, как только я стал на первую ступеньку, плавно переместилась ко входу в запретный коридор, где с тихим гулом вспыхнул синий огонь, горящий в чашах. Подойдя к ним, я снял капюшон, жадно всматриваясь в языки холодного пламени, что горели, не дотрагиваясь своими сосредоточием к дну каменных чаш. Проведя рукой по плавным стенкам гранита и не отдернув руку, когда она запекла разрезом, словно меня полоснули ножом по ладони, я мрачно вздохнул.

Барабаны забили в голове, вторя сердцу, что глухо и спокойно стучало у меня в ушах. Мир снова пошел рябью, выцветая контрастной серостью, но я уже не боялся – сложив порезанную ладонь лодочкой, я по капле цедил кровь в каждую из чаш, проговаривая слова что врезались мне в подкорку: Ghaeme ighet.

Голубой огонь жадно пожирал багровые капли, меняя свой цвет на красно-желтые тона, и я начинал ощущать тепло, идущее от него, покалывающее и согревающее.