Как только темень зала разукрасилась отсветами живого огня, я толкнул дверь, ведущую в логово цербера с палочкой наготове в правой руке и пистолетом – в левой.
В нос тут же ударила вонь собачьего пота, металлический запах крови и вываленной на пол требухи вперемешку с дерьмом. На полу, на стенах и даже на потолке все было покрыто кровавой кашей, осколки костей решетили стены, клоки шерсти липли ко всему, а смрад черным облаком мух ударил в нос, вышибая слезы. Сделав шаг назад, я закрыл дверь и, вновь сорвав капюшон, с вуалью на лице согнулся в приступе рвоты. Опорожнял желудок я минут пять и пытался отдышаться столько же. Сплевывая тягучую слюну с отвратным вкусом, я, утерев рукавом белой, некогда белой, рубашки, распрямился:
— Пиздец песику, тьфу. Лучше Хагу об этом не говорить, если… – я не успел договорить, так как из противоположного конца коридора с такой же дверью раздался тихий стон. Вновь достав пистолет и подняв с пола выроненную палочку, что местами была заляпана рвотой, я осторожно открыл дверь, чтобы увидеть очередное месиво, не такое жуткое и почти что целое.
Белое лицо было залито кровью, что засохшими дорожками шла со лба, залив слипшиеся волосы, так ненавистный мне профессор полусидя прислонился к стене, бессознательно бормоча, но продолжая сжимать жуткого вида порез с пузырящейся из него кровью на бедре. Времени не было, так что, присев на корточки, я сорвал с шеи галстук и, перемотав ногу, накрутил узел, создав жгут повыше раны. Дернувшись от цепкой и липкой от крови хватки на руке, я увидел его заплывший взгляд безумных глаз:
— Уходи отсюда. Прочь! Прочь… – хватка ослабла, и я стряхнул её словно налипшую грязь.
— Хрен тебе. Но все же Гермиона ошиблась, не Вы желали заполучить камень для него.
Вновь проверив жгут, я потуже его затянул и, проверив слабый пульс на его шее, встал, вытерев ладонь о его мантию и похлопав по плечу.
— Бывайте, профессор, как ни прискорбно это говорить, но надеюсь, что свидимся… Мудила.
Вновь комната с гирляндами кишок на стенах, и я, осторожно переступая островки мясного супа и едва сдерживая ком желчи, подступивший к горлу, прошел в арку, за которой был длинный переход. Серый камень пола был усеян ошметками птичьих тел, перья окровавленными сгустками липли к стенам, но смрад стоял не настолько ужасный. Наступив на что-то звякнувшее, я вновь присел на одно колено, чтобы поднять птичью голову, у которой не было клюва, вместо него был острый клин острия металла. Подняв палочку с зажжённым Люмосом повыше, я смог разглядеть отблески обломанных лезвий, усеивающих пол.
— Ну нахер таких птичек, кто блин такое придумал. Ж-жесть!
Коридор закончился широким залом, где вновь была разруха, среди высоких и массивных колон покоились остовы огромных фигур из камня и металла. Оплавленные, с выбоинами и разрезанные словно горящим ножом масло, на полу лежали, сгорбившись стояли и оплавленными кучами стекали, шипя на обмороженных остовах, огромные каменные воины. Словно шахматные фигуры, увеличенные в сотню раз. Их мечи были разрушены, перекручены и расплавлены, остатки боевых серпов осколками усеивали пол, в то время как огромные булавы и алебарды все же пережили бой, торча копьями из тел поверженных гигантов.
Слов у меня не было, лишь пышущий жаром ярости страх, холодком струившийся по позвоночнику. Хотелось материться, развернуться и бежать, но я знал, что он меня найдет, рано или поздно. И я пошел дальше, пробираясь сквозь завалы камня и тел павших сторожей, чтобы увидеть далекий свет, лившийся впереди.
Там, в длинном, и так похожем на предыдущий, зале, горело пламя. Жадно гудя, стены огня создавали узкий коридор между центральных колон. И там, в темноте боковых переходов, перекручивались длинные протуберанцы змеиных тел, или мне так казалось. Они словно одно живое кубло прятались от света пламени во тьме, корчась от агонии в тени.
Волосы на голове зашевелились, мурашки табунами побежали по коже рук, когда я осознал, что это за хрень. Это были огромные, разросшиеся до невероятных масштабов Дьявольские Силки. Растение пятого класса опасности, боящееся света и жрущее людей после того, как задушит их. Поливают желудочным соком, который с избытком выделяют специальные отростки, чтобы затем впитать и дальше ожидать новую жертву.
Отвернувшись, я трясущимися руками заправил пистолет за пояс на спине и, спрятав палочку в рукав рубашки, начал шлепать себя по щекам в попытках привести себя же в чувство. Щеки я отбил, но мандраж с липким страхом не пропали, и правда, если бы я не сходил в туалет перед желаемым, но не полученным мной сном, то точно обгадился бы с перепугу.