Се ля ви… Такова жизнь

В 1941 году, в сентябре, когда война уже полыхала на нашей земле, Михаил Филиппович окончил Второй медицинский институт и через несколько дней уже был в действующей армии. До войны он занимался в аэроклубе, прыгал с парашютом. Поэтому его направили в десантные войска.

Трудно сегодня поверить, глядя на человека, делающего уникально-ювелирные операции, что он когда-то прыгал с десантниками в тыл врага, вместе с ними участвовал в боевых операциях. Да, там приходилось не только оперировать и перевязывать, нередко брать и автомат в руки, отбиваясь от фашистов или пробиваясь к своим войскам из тыла противника. И таких сражений в тылу было немало. 11 раз прыгал Гулякин с парашютом. Он был молод и смел. Десантники любили его и верили ему. Они говорили: «Раз доктор Миша прыгает с нами, будет полный порядок: он даже голову пришьет, если оторвут ее в бою!»

Михаил Филиппович прошел через вою войну, участвовал в битвах за Москву, Сталинград, сражался на Курской дуге, дошел до победного конца войны в Германии. Не один десяток лет прослужил он в различных частях и госпиталях Советской армии и в мирное время.

На следующий день после операции, о которой я рассказал, я все же встретился с Михаилом Филипповичем.

– Вчера не дождался Вас, – сказал я ему, – восемь часов быть в таком сосредоточенном, напряженном состоянии, наверное, способен только хирург. Может быть, кроме обыкновенной выносливости, есть у хирурга еще какое-то особое качество, помогающее ему в такой труднейшей работе?

– Есть, – ответил Михаил Филиппович, – это чувство ответственности за жизнь больного. Оно помогает мобилизовать в себе все силы, забыть о физической усталости.

Я возразил:

– Забыть-то ее можно, а она может о себе напомнить. Я вчера операции не делал, а восемь часов мне показались бесконечно длинными, и, ничего не делая, очень устал.

– Вот поэтому и устали, что не было у Вас этого чувства ответственности. Вы просто ждали, томились от безделья. У хирурга вырабатывается определенная физическая натренированность, а чувство долга, сознание того, что ты можешь спасти человека, сделать счастливым его, близких ему людей, все это удваивает силы.

Михаил Филиппович Гулякин получает сотни писем. Вот одно из них, очень короткое, от воина, которого Гулякин оперировал еще под Сталинградом: «Здоров, тружусь. Живу в Сибири. Желаю Вам, дорогой мой спаситель, сибирского здоровья!» Из таких писем можно составить объемистый том.

Интеллигент с подпольным стажем

Иван Лукич Хижняк тоже живет в Москве. Он встретил меня радушно. Пожилой, кряжистый, с кустистыми седыми бровями, из-под которых глядят мудрые глаза.

Мы сели к столу, раскрыли альбомы с фотографиями и повели неторопливый разговор.

– С чего начнем? – спросил Хижняк.

– С самого начала, Иван Лукич. С тех дней, когда вы впервые соприкоснулись с революционными делами.

– Ну, с революцией я соприкоснулся еще в 1905 году. Жил я тогда в Ейске, работал в столярной мастерской. Рабочие не раз поручали мне расклеивать листовки. Кстати, в выпуске прокламаций в те далекие годы в Ейске участвовал и будущий известный писатель Федор Гладков.

Иван Лукич рассказывал негромко, не торопясь, а я, листая альбом, слушал и разглядывал посветлевшие и выцветшие фотографии тех дней. В годы Первой мировой войны побывал молодой Иван Хижняк на турецком фронте, дважды ранен, затем попал на западный фронт. Не раз награжден за храбрость в бою, свидетельство тому еще одна фотография: Хижняк – георгиевский кавалер с лихо закрученными усами.

– Февраль 1917 года меня застал в тифлисской школе прапорщиков, – продолжал рассказ Иван Лукич. – Я уже был членом большевистского кружка, который существовал в школе. Читал нелегальную литературу, участвовал в спорах, беседах, выступал на митингах. После окончания школы прапорщиков опять попал на фронт. В сентябре этого года меня избрали председателем полкового комитета, а в декабре в Харькове вступил в партию большевиков. Партийный билет мне вручал Артем, который тогда возглавлял городскую парторганизацию. Харьков в те дни находился в руках петлюровцев, гайдамаков и эсеров. Когда из Петрограда прибыл отряд во главе с Антоновым-Овсеенко и Сиверсом, к нему примкнули и местные красногвардейцы. Я тогда командовал ротой. После освобождения Харькова Антонов-Овсеенко направил меня на Кубань, в Ейск, для организации красногвардейских отрядов.

В Ейске комитет РСДРП поручил сформировать отряд Красной гвардии большевику Балабанову. Он был мой старый знакомый, рабочий, потом фронтовик. Меня назначили начальником штаба. Мы сформировали этот отряд и по указанию комитета РСДРП боролись с местной, очень сильной, контрреволюционной сворой: белогвардейцами, казаками, монархистами, эсерами… Вскоре мы установили в Ейске советскую власть.

После этого по приказу Военно-революционного комитета я со своим батальоном выехал на защиту Екатеринодара от Корнилова. Там шли тяжелые бои. Город мы отстояли.

– После этого вы вернулись в Ейск?