Се ля ви… Такова жизнь

Катя ревновала своего муженька, частенько заходила в операционную во время сеансов. Джим обижался, но не выражал своего недовольства в грубой форме. Он был воспитан в Америке и знал, кто такой хозяин! А Катя со временем стала действительно полновластной хозяйкой. Однажды она ему даже пригрозила:

– Вышвырну тебя, и пойдешь свою чечетку выбивать.

В дни, разрешенные для свидания, Катя с Ванечкой навещали Андрея. Приносили ему передачи, книги, которые он просил, новые фотографии.

Катя посоветовала:

– Может быть, подашь кассацию на пересмотр твоего дела? Или обратишься с просьбой о помиловании?

Андрей покачал головой:

– Нет, Катя. Я заслужил то, что мне дали. Лучше бы расстреляли. Я часто вижу во сне и наяву страшные глаза отца, какими он на меня посмотрел перед смертью. Это ужасно. Наверное, я от этого взгляда сойду с ума.

Катя не сочувствовала брату, гибель отца и матери простить ему не могла, считала, что страдания свои он заслужил. Навещала его по родственной обязанности.

А жизнь американских наследников Батюшковых складывалась, как в фильме с хеппи-эндом. Стали они теперь, уже по русской поговорке, жить поживать и добра наживать. Но на самом деле это был не хеппи-энд, а хеппи-начало, и что ждет впереди, будут определять деньги, как это случалось в судьбе Ивана Петровича и Елизаветы Николаевны.

Деньги в новом состоянии России, в ее настоящем и будущем стали движущей силой, от них теперь зависело то, что называется судьба.

А русский негритенок Иван Батюшков рос веселым, умным, красивым мальчиком, и никто даже не предполагал, как сложится его жизнь. Определенно можно сказать одно – он тоже будет новым русским. Но это уже другая тема.

Полино счастье

В деревне остались одни старики да бабы – вдовы или брошенные. И тех выкосил голод и сыпной тиф. Мужиков – одних на фронте побило, другие, еще живые, в гражданской мясорубке дожидались часа своей гибели. Одним словом, деревня – под корень. Считалось, повезло тем, кто от сыпняка в беспамятстве кончился и не видел окружающего ужаса, а не повезло тем, кто от голода в полном сознании долго мучился. Уцелевшие блюли до последнего деревенскую добрую взаимовыручку: веками жили здесь предки, как не помочь, сами едва на ногах держались, а то и не держались, но хоронили соседей обязательно. Правда, без гробов, завертывали в постельные одеяла и закапывали. Но не бросали в опустевших домах. Нехорошо это.

Ползали детишки. Им еды меньше надо. Некоторые выдюжили. К примеру, Поля. Шел ей седьмой годок, но на вид больше четырех не дашь. Усохлась. Одни глаза живые двигаются, а все остальное усохло, скелетик тонкой кожицей обтянутый, все косточки можно пересчитать. Да и от рождения невелика была, широкая грудка, а руки ниже колен, как обезьянка маленькая. Да и на лицо, прости Господи, все та же обезьянка – лоб низкий, нос дырочками навыворот, еще бы чуть, и настоящий пятачок.

Но как ни странно, эта внешность спасала Полю от голодной смерти. Приспособили ее добрые люди в городе милостыню собирать. Даже в лохмотья обряжать не надо: все свое на ней рвань да заплаты. Научили ее жалобным голосом просить на хлеб копеечку. Уж такая она была страшненькая – мимо не пройдешь, копеечку, а то и пятак бросишь.

Выжила Поля на нищенских подаяниях, да еще и хозяев кормила. Они ее ценили, берегли, чтоб никто не переманил. Но не уберегли… Одна сердобольная женщина чаще других медяки, а то и хлеб Поле подавала, расспросила ее, кто она, откуда. А Поле и рассказывать нечего – родители померли, деревня вымерла, вот и вся прежняя жизнь. Сжалилась незнакомка над сиротой, увела в свой дом, обмыла, переодела. У нее свое дитя малое заботы требует, а дел по дому невпроворот. Приспособила она Полю в помощницы:

– Будешь около люльки сидеть денно и нощно и качать, если заплачет. Пеленочки сменишь. Постираешь их, просушишь. Одним словом, ты – мои глаза и руки за Боречкой.

У счастья нет единицы измерения, как у длины – метры, сантиметры, у веса – граммы, килограммы. Счастье – оно невидимое, неизмеримое, оно – состояние души, как бы и нет его, однако оно есть, оно в тебе, оно наполняет жизнь радостью, дает надежду на будущее. У каждого мера счастья своя: у одного – миллионы денег, у другого – чего-нибудь изобрести, у третьего – полюбить кого-то, лучше которого нет.