Се ля ви… Такова жизнь

– Здравия желаю! Честь имею – переводчица градоначальника Эльза Карловна Зитлер!

Гавриловы онемели, не знали, как себя вести.

– Дорогие соседи, я ценю нашу дружбу. Особенно твою доброту, Поля. – Обращаясь к Гавриловым: – Она спасла вам жизнь тем, что меня не выдала. Я поручилась за вас в немецкой комендатуре. Вас не тронут. Не беспокойтесь. О том, что Саша служит в Красной Армии, молчок. Я тоже умею держать язык за зубами. Ну, будьте здоровы. Если что – обращайтесь.

И ушла твердым шагом с гордо поднятой головой. Когда Эльза удалилась, Поля рассказала, как застала ее около карты с отметками продвижения немецких войск. Варвара Сергеевна упрекнула:

– Что же ты нам не рассказала.

А Михаил Николаевич похвалил:

– Правильно поступила, доносительство при любой власти подло, хоть при советской, хоть при фашистской.

С приходом гитлеровцев перевернулись думы о Саше на сто восемьдесят градусов. Теперь он находился по ту сторону фронта, а Гавриловы и Поля – в немецкой зоне.

* * *

Гитлеровцы в N-ске продержались недолго. После Битвы за Москву их полчища покатились на запад. Во время этого отступления выбили их и из N-ска. Однако за недолгие месяцы оккупации жители насмотрелись много бед. Гавриловых не тронули благодаря покровительству Эльзы Карловны.

Госпожа Зитлер очень переменилась за эти дни. Однажды она подстерегла Полю на улице и завела в свой дом. Вид у нее был теперь не такой воинственный, как в тот день, когда представилась Гавриловым переводчицей немецкой администрации, глаза у нее не только потускнели, но и бегали, как у провинившейся в чем-то нехорошем. Она сама об этом сказала Поле:

– Я тебя позвала потому, что ты умеешь держать язык за зубами. Я помогла Гавриловым и тебе, защитила от фашистов. Теперь ты должна мне помочь. Я увидела пытки, издевательства, расстрелы, как живых зарывали в могилах. Особенно меня перевернул поджог школы, в которую они собрали «неблагонадежных». Фашисты забили окна и двери досками и сожгли людей заживо. Они не немцы. Они какие-то искусственно выращенные существа, без души, сердца, элементарного интеллекта. Я не могу с ними сотрудничать. Не хочу участвовать в их преступлениях. Понимаешь?

Поля кивнула. Слушала она эту исповедь с не меньшим удивлением, чем когда увидела Эльзу около карты с немецкой линией фронта. Эльза Карловна между тем продолжала:

– Зачем я тебе это рассказываю? Ты теперь знаешь обо мне все. Я с ними отступать не буду. Это не мои немцы. Но после возвращения наших меня могут арестовать и наказать за то, что я у них работала. Вот и решила я искупить вину. Буду помогать нашим партизанам и подпольщикам. Мне известны некоторые секреты немцев: когда и где они намечают облавы, за кем следят. Что узнаю, буду сообщать нашим через тебя, записочкой или устно.

Поля не испугалась, но высказала сомнение:

– А где я найду партизан? Я никого не знаю.

– Это я предвидела. Мне известен адрес одной группы, за которой следят полицейские. Скоро их должны арестовать. А ты пойдешь сегодня вечером и предупредишь их. И скажешь, что я готова с ними сотрудничать. Они тебе сразу не поверят, не скажут, где скроются от ареста. А ты и не спрашивай. Укажи, где они сами могут тебя найти. Придут к тебе тайком, а ты им новую записочку от меня передашь. Вот и поверят. Наши вернутся, и у меня алиби будет. Поняла?

– А кто этот алибе? – поинтересовалась Поля.

– Это не кто, а что. Отсутствие вины по юридическим правилам. То есть я ни в чем не виновата.

– Боюсь я, Эльза Карловна, не смерти боюсь, справлюсь ли? С людьми-то я и поговорить не очень умею.

– И не надо. Суть дела скажешь, они все поймут. И главное, ни Гавриловым и никому другому обо мне и нашей затее ни слова. Ты добрая женщина и способна только на добрые дела.

Поля взяла записку, а вечером сказала Гавриловым, что идет в свою комнату на базе. Пошла по адресу, написанному на записке переводчицей. Нашла нужный дом. Постучала в калитку. Долго не открывали. Вышел бородатый мужик, типичный партизан, какими их представляла Поля.

– Чего тебе? – глухо спросил он.

Она подала послание:

– Вот. Это вам велено передать.

Бородач тут же развернул бумагу. Прочел. Внимательно посмотрел на Полю.

– Ну-ка, зайди.

Ввел ее в комнату, тускло освещенную керосиновой лампой. Позвал еще двоих, таких же бородатых. Подал им послание:

– Вот, принесла.

Соратники прочитали, стали расспрашивать, кто писал, от кого узнала адрес. Поля односложно отвечала дрожащим голосом:

– Ничего не знаю. Никого не знаю. Просили передать.

– Кто просил?

– Не знаю, не ведаю.

– Ты, красавица (явно пошутил один из них), нас не бойся. Мы тебе ничего плохого не желаем. Но нам надо знать, можно ли верить этому предупреждению.

– Ничего не ведаю. Никого не знаю. Утекать вам надо, иначе заарестуют. Поверите, ко мне приходите. Тайно (объяснила, куда). Принесут мне и другие записки, я вам передам.

– Кто принесет? Откуда?

– Ничего не ведаю. Никого не знаю. Сказали мне, чтобы вам, партизанам, передавала. Вы мне свое новое тайное жилье не выдавайте. Сами приходите ко мне опосля.

Мужики заулыбались.