С появлением современных массовых партий Юнг видел также и парламентскую систему в состоянии усиливающегося разрушения. Если в начальный период парламентаризма в девятнадцатом веке еще можно было увидеть положительные стороны избранного парламента, то в ходе «превращения людей в массу» и «урбанизации» значительно усилились глубокие проявления распада. Это развитие еще больше ускорилось из-за доминирования утилитарного мышления над культурой и душой. С помощью технически прогрессивных методов массовой рекламы партиям удалось воспользоваться этой тенденцией и вместе с тем оказывать вредное влияние на народ и государство. Юнг здесь исходит из предположения, что экономические предпосылки были перенесены на политическую жизнь: «Сегодня партия для тысяч человек означает жилье, одежду и питание для их самих и их семей. Они не борются, в принципе, ни за государство, ни за партию, а лишь за свое собственное жалкое существование». В этой аргументации еще нет ничего особо исключительного, и ее вполне можно сравнить с сегодняшними дискуссиями о непомерно высоких жалованиях политиков. Юнг, однако, сделал еще один шаг дальше, обвинив партийную систему в духовной «неполноценности». Так он исходил из того, что в партийных союзах вплоть до верхушки партии существовал большой дефицит духовного содержания. Исходя из этого, он отказывал типичному партийному политику как в его полезности для всеобщего блага, так и в чистой способности сделать что-то положительное. Поэтому неудивительно, что Юнг пришел к логическому выводу: «Ничто не заслуживает скорой гибели так, как партия. Тот, кто искореняет ее огнем и мечом, совершает благочестивое дело». Занятие чиновничьих постов верными партийными назначенцами представляло для Юнга большую проблему, так как вследствие этого «разлагающее» влияние партий дополнительно усиливалось. Но также и в остальном автор невысоко ценил чиновничество, которое он упрекал в упрямом сохранении статус-кво и недостатке мужества: «Где речь идет о бытии или небытии народов, там чиновничество в качестве руководства не справляется. Оно не привыкло рисковать и также поэтому не выигрывает». «Бесцветное» чиновничество и партийная система, которая характеризуется сильной текучестью и колебаниями, по мнению Юнга, поэтому едва ли могли бы соответствовать требованиям очерченного им «настоящего руководства», которое наряду с конкретным политическим управлением должно было также особенно отвечать за задачи воспитания:
«Не бывает подъема масс к настоящей культуре без веского образца настоящих руководителей. Во все времена задачей высококачественных было увлекать за собой тупых; да, это нужно сказать: также с применением силы. Человечество требует воспитания, это вечный закон общественной жизни».
(В оригинале в значении «руководство» использовано слово «Führertum», происходящее от «Führer» – «вождь», «лидер» – прим. перев.)
Это требование Юнга частично несет тоталитарные черты. Здесь раскрывается определенный раздор в его мировоззрении, так как ориентированная на самостоятельные единицы и органический рост модель не согласуется с тоталитарными элементами. Эта противоречивая аргументация объясняется, вероятно, тем обстоятельством, что автор исходил из принципиальной склонности лишенного руководства немецкого народа к «неполноценному». Следовательно, население нужно принуждать к его «счастью». У тоталитарных идей в произведении Юнга ни в коем случае не было намерения создать диктатуру, они должны были лишь проложить путь «к настоящей свободе». Через очки либеральной модели, которая пытается гарантировать населению максимум личной свободы в рамках действующих законов, эта аргументация должна, естественно, казаться неприемлемой. Кроме того, конечно, есть также противоречие в том, чтобы желать добиться органического роста с помощью принуждения. Эту систематическую несогласованность можно объяснить, пожалуй, тем, что Юнг из-за гетерогенной ситуации с интересами населения не считал возможным достижение своих целей либеральными средствами.
5.2.4. «Настоящая общность»
Герман Ульман, 1929