Восприятие массы, а с ним связана и массовая политика, все больше формировалось в ходе демографического взрыва и технического прогресса в девятнадцатом веке. Но только появление массы как фактора силы в войнах и революциях вызвало принятие этой проблематики у разных мыслителей. Все больше возникали мысли о том, насколько можно использовать этот феномен для определенных целей или как можно было бы, по меньшей мере, направить эти воздействия в нужное русло. Идею Юнга о возвращении общества в доиндустриальное состояние, когда масса в ее современном понимании еще не существовала вообще, можно оценить как сравнительно далекую от реальности. Тот ренессанс средневековой сословной системы, за который он выступал, нужно интерпретировать скорее как метафору для нового государства, в котором жизнь общности приобретает более высокую значимость, чем корысть и материализм. Это отношение приводит консервативное мировоззрение Юнга к обязательному противостоянию политическим левым. Левые уже рано осознали потенциал силы унифицированной, мобилизуемой массы. Так, например, европейские социалисты в 1890 году, после того, как было принято решение об основании Второго Интернационала, организовали марши рабочих во всей Европе, которые привлекли к себе много людей и укрепили позиции левых. К сожалению для Консервативной революции национал-социалисты позаимствовали для себя эти испытанные механизмы управления и тем самым вступили также в прямую конкуренцию с демократическими массовыми партиями. Консервативная революция, отказавшись от популизма и массовой агитации, оставалась верной своим принципам и потому больше не могла направляющим образом вмешиваться в историю Германии. Юнгер при этом представлял собой определенное исключение, так как его образ «Рабочего» был вполне совместим с принципами массового государства. Но также и эта попытка не могла завоевать влияние за пределами уровня интеллектуалов и таким образом ничего не изменила в дилемме консервативной альтернативы.
5.2.3. Критика сущности партийной системы
Освальд Шпенглер, 1924