Себя преодолеть

Я познакомился с ним в Макеевке на руднике, где работал сменным инженером. Сдружились. Вместе начали тренироваться. Вместе вошли в сборную команду страны.

— Знаю сгонку! — Николай сдавил ладонями худое лицо.. — Все как после блокады. Хлеба позволительно малюсенький ломтик. Гарниры тоже не для меня. Подавай выжимки. А пить? Сгораю от жажды, а можно два стакана после тренировки, и конец. Гляньте, — он выставил руки, — таких крупных вен и тонкой кожи не сыщешь.

— А кто неволит? — внезапно вмешался Виктор Михайлович. — Ну кто? Сам, сам!

— А кто вас неволит в возрасте тренироваться? — обиделся Николай.

Кузьмин даже присел от ярости.

— Не забывайся, малый! — Он выругался. — И спорта не нюхал, а раскис.

«Эге, задели тебя рекорды Бубнова! — подумал я. — Зашалили нервишки». Я поставил штангу на стойки. Прошелся, налаживая дыхание. Вытер пот.

Мимо прокосолапил надутый Виктор Михайлович.

Продолговатый заговорил тоном пониже:

— Бубнов из-за сгонки слабел. С первых мест в мире скатился на шестое. Ты бы, Коля, тоже перекинулся в легкий вес.

— Не глупи, — возразил Николай. У него было смущенное и расстроенное лицо. — Чуть что, и в крайность. Такой спорт?! Брошу лучше! — И зашептал: — Бубнов донял Деда. Почти нокаут. Ясное дело, он из семи чемпионов мира самый пробиваемый: возраст. Откуда черпать силу? Вот и долбят. И крысятся. Сначала Сашка Вадков. Теперь Бубнов. Подожди, американцы привезут Роберта Хайна. Вот свалка выйдет!

Я вытянул ноги, дав мышцам свободу. Они затвердели крупными желваками. Я подумал, что неплохо бы отмассировать их. Решил сбавить нагрузку. Перехватишь — жди, пока отойдут.

Виктор Михайлович стучал штангой на дальнем помосте, перебрасываясь замечаниями с тренером Кислицыным.

— Дед всыплет, — не унимался Павел Продолговатый. — Нашли слабенького. У него рекорд в жиме. С налету не возьмешь.

— Положение Деда не из приятных, — посочувствовал я. — Рисковать именем. Проще уйти на покой.

Виктор Михайлович принял вызов и жизнь подчинил одной цели: победить на Олимпийских играх!

Он обладал звериным чутьем на работу. Выполнял ее ровно по физическим возможностям. С величайшим искусством извлекал из организма нужное усилие, не будоража нервов. Намеренно входил в опасные перегрузки. Но как искусно сочетал их с малыми и средними тренировками! Как скупо расходовал себя!

На массаже Кузьмин обычно дремал. А тут не жалел массажиста. Рьяно поучал, с какой силой и как обрабатывать разные мышцы. Десять потов с человека сходило, а не отпускал.

После тренировки, разумеется, мылся под душем. По четвергам парился в бане. Шел туда как по делу: «Выгнать усталость. Суставы прогреть для профилактики». Витаминами пичкался до смешного. Каждое утро обязательно. А перед тренировкой — дополнительный порошок. Отрекся от развлечений. В десять часов покидал самый интересный спектакль или выставлял гостей из дома. Избегал солнца, боясь слабости. Не купался.

В день отъезда на чемпионат Союза я размялся и пошел в душ. Разделся.

— Спишь в ней? — дернул за майку Кузьмин.

— Да.

— Напрасно. Плечи после работы усталые. Тепло подавай. Рубашку. Чтобы во сне не застудить. А майка? Не годится, Борис. — Виктор Михайлович взял мои ботинки. — И каблуки низковаты. Штанга в подседе валит. Подбей.

На чемпионате Советского Союза в Ленинграде Кузьмин все же уступил Бубнову первое место.

После своего выступления я пошел к Деду. Цвела белая ночь. Прозрачный разлитой свет. Мы сидели с ним в гостиничном номере. Из растворенного окна набегала прохлада. Отстукивали шаги прохожие. Света не зажгли. Лица сейчас ни к чему. Все от души.

Я раскинулся в кресле, забросив ноги на стул. Побаливала натруженная поясница. Истома.

«Чертовски приятное состояние после победы, — наслаждался я покоем. — Мир ласковый, и жизнь сказками баюкает. Все по плечу».

А Кузьмин вспоминал. Называл имена.

— Быстро позабылись, — качал он головой. — А я ведь с большинством из них выступал. Знаменитые люди. — И негромко скомандовал: — «На помост вызывается Виктор Кузьмин! Москва». Красиво звучит!

А я услышал возгласы публики. Даже жаром дохнуло, словно из полного зала.

— Шестнадцать лет тренировался и поругивал «железо». Три раза бросал. А въелось! Мясом приросло. Ох, жаль!

Я вытащил из портфеля бутылку.

Где-то часы гулко пробили полночь.

— К случаю! — усмехнулся я и подумал: «Сближают испытания. Посердечнее становимся между собой».

— В жиме не добрал семи килограммов. Юрка и насел. Публика за него. Старики проигрывают — все радуются. А он молодец. С лица свеж. Выступал азартно, — бесстрастно говорил Кузьмин. — Только долго не протянет. Последний взлет. Бубнова сгонки измотали. Упустил время. Ох, и тяжело он в Риме сгонял вес! Дня три почти не ел. В бане парился. Носился в шубе как угорелый. Едва сбросил вес. И следом шесть часов на помосте отбухал. Выносливый. А выиграл и смеялся: «Не Кузьмин — съел бы я свою золотую медаль».

Кузьмин ухмыльнулся.

— За четыре часа до выступления обедали вместе. Смотрю, тащит простоквашу. Я за руку: «Эй, нельзя!»