Седьмая беда атамана

Дмитрий послал командира взвода разыскать и посадить под арест предусмотрительно смывшихся от скандала гулеванов. Услышав категорический приказ комбата, Леонтий взял собутыльников под защиту:

— Сам я корову держал! Сам и резал!

— Вот он каков, убивец! — с новой силой восстала на мужа Антонида.

— Да хозяин я али нет? — увертываясь от черешка, спрашивал Леонтий.

Раз уж так вышло, Дмитрий, не долго размышляя, согласился взять мясо на отрядную кухню, а Антониде выделить корову за счет продразверстки. Вместе с Гаврилою снова отправился к Пословину. Всю дорогу председатель горячо убеждал его, что нужно неколебимо стоять на своем — Автамон по доброй воле еще ничего никому не отдал.

— Подумали мы тут и решили, понимаешь… — заглядывая в ту же замусоленную тетрадку, говорил председатель у Автамоновой калитки, возле которой их любезно встретил настороженный хозяин. — Давай-ка ты корову, а остальное отложим до осени. Мы подождем.

— Сперва коровка, значит, потом бык, а? Так ли, чо ли? — соображая, что делать, говорил Автамон. — Эвто пошто же все ко мне да ко мне? Будто нету у вас иных путей.

— И к другим пойдем, — обнадежил Гаврила.

— Иди теперь, мил дружок. Ух и завидушши!

— Давай-ка корову, Автамон Васильевич, — миролюбиво сказал Дмитрий.

— Можете, граждане-товарищи, убираться. А касательно продразверстки, так эвто ж личное мое дело, каким скотом сдавать ее, проклятую. Берите-ка вы быка и проваливайте, мать вашу растуды!

— Без паники. Нам корова нужна, Автамон Васильевич, — ровно проговорил Дмитрий.

— А мне? Не нужна, чо ли? Затем я ее растил, граждане-товарищи? Ежели хотите силою, тогда забирайте, все забирайте, — он широко распахнул калитку. — Только я, значится, непременно поеду в волость. Я пожалуюсь, вот увидите!

Дмитрий и Гаврила переглянулись. Опять они что-то сделали не так. И председатель с великой досады окончательно потерял терпение, он потряс кулаками перед самым носом Автамона:

— Ты еще даже попомнишь нас, понимаешь!

— Правильно, граждане-товарищи. Как мне вас не помнить, ежлив догола раздели!

— Ну что? — повернулся Гаврила к комбату.

— Берите быка. Вон он, хрен с ним! — Автамон кивнул в распахнутую калитку.

Дмитрий невольно метнул взгляд туда же и неожиданно увидел на невысоком крыльце ту самую девушку в золотых веснушках. Она была в легком льняном платье, вышитом маленькими голубыми цветочками по груди и подолу.

— Здравствуйте, Татьяна Автамоновна, — поприветствовал Гаврила.

Она гордо кивнула в ответ.

Уломать Автамона, несмотря на все старания, не удалось. Так и ушли ни с чем. Это вконец разозлило шумливую Антониду, в тот же день у многолавки она нещадно крыла всех подряд:

— Чтоб вы пропали, изверги! Да чтоб вам не было ни дна ни покрышки!

Ее пытались урезонить, советовали во всем верить партийному комбату — уж он-то сдержит свое слово. И тогда Антонида, едва переводя дух, снова понеслась срамить Дмитрия:

— Распустил команду! Уж и распустил! Когда ж ему заниматься имя? С Автамоновой Танькой бесперечь женихается, в любимы зятья к кровопийце норовит!.. Люди, они дошлые! Людей ить не проведешь!

— Ны. Балаболка, — сердито цыркнул слюною Григорий Носков. — Дурь несешь голимую!

— Потому-то он и не взял ничего у Пословиных, — не унималась Антонида. — Ходил и не взял, вишь как!

Станичники понимали, что оговорить человека под запал ей ничего не стоит. Но слух пошел: взнуздал Автамон красного командира, не было правды прежде, нет ее и теперь.

Глава третья

1

— Келески, ох уж этот Келески! — размеренно покачиваясь на коне, говорил круглолицый, ушастый, с диковатым взглядом хакас Мирген Тайдонов. Говорил тихо, себе под нос, и нельзя было понять, для кого он вспоминал древнюю сказку об огромном злом змее, что разбойничал когда-то здесь, на богатой земле племени кызылов, — для себя или для Ивана Соловьева, которого провожал Мирген до тайги.

Они ехали желтым от курослепа и лютиков равнинным берегом Белого Июса, срезая углы в тех местах, где река вдруг своенравно поворачивала в наносных песках и убегала от всадников, чтобы через какое-то время снова встретить их, выскочивших из свинцово поблескивающей мелкой полыни и темных приземистых кочек пикульника. Кони шли рядом, отмахиваясь от липнувшего к ним комарья длинными, почти до самых копыт, хвостами. Кони сами выбирали себе подходящую дорогу, боясь вплотную приближаться к реке, чтобы не увязнуть в жирной гущине прибрежного ила.

— Сперва была, оказывается, одна большая река, но смелый богатырь Торттон убил злого Келески, тот упал и перегородил собою реку, и сразу стало две реки — Черный и Белый Июсы. Ой, Келески! — покачивая обросшей жесткими волосами головой, Мирген журил лукавого змея, словно это был закадычный его дружок или хорошо знакомый ему человек из одного улуса.