Седьмая функция языка

В большом парадном холле Симон и Байяр разговаривают с Юдифью, молодой лесбиянкой-активисткой, которая цедит через соломинку «Кровавую Мэри». Байяр замечает Слимана. Симон замечает брюнетку с лицом карфагенской принцессы, пришедшую с двумя подругами – миниатюрной азиаткой и высокой египтянкой. Какой-то студент кричит: «Корделия!» Карфагенская принцесса оглядывается. Поцелуйчики, щебетание, студент тут же отправляется за джин-тоником. Юдифь говорит Байяру и Симону, который не слушает: «Понятие власти соответствует модели божественной власти именования, когда произнесенное высказывание считается сотворенным». Из подвала поднимается Фуко с Элен Сиксу, берет «Малибу Оранж» и исчезает где-то наверху. Юдифь пользуется поводом, чтобы его процитировать: «Дискурс – не жизнь, его время – не наше». Байяр одобрительно кивает. Рой парней вьется вокруг Корделии и ее подруг – похоже, они здесь популярны. Юдифь цитирует Лакана, который якобы где-то сказал: «Имя – это время объекта». Байяр задается вопросом, нельзя ли с таким же успехом сказать: «время – это имя объекта», или «время – объект имени» и даже «объект – имя времени», или еще «объект – время имени», или просто «имя – объект времени», но вот он берет еще пива, затягивается пущенным по кругу косяком, и вырывается крик души: «Но у вас ведь есть право на участие в выборах, развод и аборты!» Сиксу хочет поговорить с Деррида, но его плотно окружила ватага юных почитателей – стоят как вкопанные. Слиман старается обходить Кристеву. Байяр спрашивает у Юдифи: «Чего же вы хотите?» Сиксу слышит вопрос и вклинивается в разговор: «Комнату!» Сильвер Лотренже, основатель журнала «Семиотекст», стоя с орхидеей в руке, разговаривает с переводчиками Деррида – Джеффри Мелманом и Гаятри Спивак, которая восклицает: «Gramsci is my brother!»[373] Слиман говорит с Жан-Франсуа Лиотаром о либидинальной экономии[374] и о постмодернистской трансакции. «Pink Floyd» поет «Hey! Teacher! Leave them kids alone!»[375]

Сиксу говорит Юдифи, Байяру и Симону, что впереди новая история, которая мужикам даже в страшном сне не снилась: еще бы, ведь тогда вся их концептуальная ортопедия – побоку, и уже начинает ломаться машина-манок, но Симон больше не слушает. Он разглядывает компанию Корделии, как будто ведет рекогносцировку в стане вражеских сил: шесть человек, трое парней, три девицы. Без них оно и так было бы непросто, – в смысле, к ней подкатить, – а в такой конфигурации вообще нереально.

И все же он делает шаг вперед.

«Белая, физика – супер, ношу юбку и бижутерию – использую все коды моего пола и возраста», – он мысленно пытается проникнуть в голову девушки. И, проходя мимо нее, слышит, как она произносит по-французски, играя на публику с неподражаемым эротизмом: «Супруги – как птицы: неразлучны, неуемны, сидят в клетке и тщетно машут крыльями, просунув их сквозь решетку». Акцента не слышно. Один американец что-то говорит ей по-английски – Симон не понимает. Она отвечает сначала на английском (также без акцента, насколько он может судить), а затем, выгнув шею: «У меня ни разу не было историй любви, только романы». Симон решает, что пора взять бокал, а лучше два. (И слышит, как Гаятри Спивак говорит Слиману: «We were taught to say yes to the enemy»[376].)

Пользуясь отсутствием Симона, Байяр просит Юдифь объяснить ему разницу между иллокутивным и перлокутивным. Юдифь отвечает, что иллокутивный речевой акт – сам по себе есть осуществляемая вещь, тогда как определенные следствия перлокутивного акта не совпадают с актом речевым. «Например, если я спрошу: „Как вы думаете, есть ли наверху свободные комнаты?“ – объективная иллокутивная реальность вопроса будет в том, что я пытаюсь вас склеить. Клею самим вопросом. Перлокутив работает на другом уровне: заинтересуетесь ли вы, зная, что я вас клею? Иллокутивный акт достигнет цели („performed with success“[377]), если вы поймете мое приглашение. Перлокутивный осуществится, только если вы пойдете со мной наверх. Согласитесь, нюанс. Впрочем, разница бывает зыбкой».

Байяр бормочет нечто невразумительное, но это бормотание означает, что он все понял. Сиксу с характерной улыбкой сфинкса произносит: «Идем делать performance!» Байяр следует за двумя леди, которые на ходу вытаскивают упаковку пива и поднимаются по лестнице, где взасос целуются Хомски и Камилла Палья. В коридоре им встречается латиноамериканская студентка в шелковой рубахе с лейблом «D&G», Юдифь покупает у нее маленькие пилюльки. Байяру марка незнакома, он спрашивает у Юдифи, что означают эти буквы, и она объясняет, что это не марка, а инициалы «Делез & Гваттари». Те же буквы, кстати, и на пилюльках.

Внизу какой-то американец говорит Корделии: «You are the muse!»[378]

Корделия делает презрительную гримасу, отработанную – догадывается Симон, чтобы подчеркнуть фактурность губ: «That is not enough»[379].