Седьмая ложь

Я открыла письмо, держа телефон под одеялом, чтобы не бросался в глаза светящийся экран. Ей известно, писала Валери, что первая ее статья была не вполне точной; как только она встретилась с Марни, ей немедленно стало совершенно очевидно, что она поспешила с выводами. Второй раз она такой ошибки не сделает и желает мне веселого Рождества. «Но, – писала она, – я думаю, что ваша история, ваша версия событий тоже не вполне точна». В той картине, что составила она, определенно недоставало кое-каких фрагментов, но она раскопала их достаточно, чтобы сделать вывод, что это не вся картина целиком и надо копать дальше, так как она полна белых пятен. Валери призывала меня пойти на диалог, заполнить эти пробелы, высказать наконец всю правду. Потому что, писала она, и я могу быть в этом совершенно уверена, она не успокоится, пока не найдет ответы на все свои вопросы.

Я засунула телефон в щель между двумя подушками. Все вернулось: липкий страх, паника, вновь разрастающаяся внутри.

Но тут Марни вскинулась, одеяло соскользнуло с ее плеч, и рука метнулась к животу.

– Я что-то почувствовала, – сказала она. – Мне кажется, я что-то почувствовала.

– Что? – спросила Эмма. – Что ты почувствовала?

– Не знаю. Может, малыш пошевелился? Это было как бабочка. Как бабочка у меня в животе.

– Дай мне, – попросила Эмма, убирая руку Марни и прижимая к ее животу свои ладони. – Я ничего не чувствую. Вообще ничего такого.

– Все, уже прекратилось.

– Ну вот, – с разочарованием в голосе произнесла Эмма. – В следующий раз говори сразу, как только начнется, я тоже хочу это почувствовать.

На протяжении последующих нескольких месяцев мне довелось наблюдать за тем, как живот Марни становился все больше и больше, разбухая и натягивая кожу, пока не стал походить на большой надувной мяч, засунутый под юбку. Я видела, как она изменяется, точно анимированная картинка, сантиметр за сантиметром, неделя за неделей, по мере того как наша жизнь постепенно возвращалась в привычную колею, с непременным ужином в конце каждой недели. Прекрасно и странно было наблюдать за тем, как эта женщина, которую я знала еще девочкой, у меня на глазах превращается в мать. И на каждой стадии этого превращения я оберегала и защищала ее. Сначала от родителей, потом от бойфрендов, затем от начальника. А потом от недостойного мужа.

И неизменно – даже сейчас – от правды.

В ту ночь мы с Эммой остались у Марни. Мы спали в одной постели, и у меня было ощущение, будто мы вновь стали детьми и ночуем в доме на колесах на побережье. За завтраком Эмма спросила про Валери, и Марни принялась объяснять, что один раз с ней встретилась и тем самым невольно спровоцировала появление второй статьи, что это все из-за нее и что я была права: нам следовало просто терпеливо ждать. Я не стала участвовать в этом разговоре под предлогом того, что мне нужно снять постельное белье, поскольку с похмелья следить за языком было выше моих сил. А потом, когда мы уже уходили, Эмма посмотрела на ковер у подножия лестницы и ляпнула:

– Ой, глядите, это здесь она бросила твоего мужа умирать! – И закатила глаза.

Шутка получилась мрачной, жестокой и бестактной, но Марни рассмеялась, обезоруженная этой прямотой. И я тоже попыталась выдавить из себя улыбку, наравне со всеми поучаствовать в веселье.

Но в глубине души я отдавала себе отчет в том, что все еще может рассыпаться, что правда может найти меня. Она была рядом, всегда где-то поблизости, на расстоянии вытянутой руки – и никогда не отступала в прошлое.

Глава двадцать восьмая

По утрам было темно, по вечерам тоже, а по ночам еще темнее. Воцарился холод, и с грязно-белесого неба сыпался снег. Деревья стояли без листвы, с голыми ветками, готовыми, казалось, вот-вот обломиться, и воздух был обжигающе морозным. Кожа у меня так пересохла, что постоянно зудела и шелушилась, оставляя мертвые чешуйки на постельном белье, полотенцах и одежде, когда я раздевалась в конце каждого дня.

С самого начала месяца я работала сверхурочно, замещая отпускников: родителей, которые не могли выйти на работу раньше середины января, когда у детей возобновлялись занятия в школе, а также высокое начальство, которое должно было появиться только в конце месяца, потому что начало года – идеальное время для отдыха на Карибах и в большей части Юго-Восточной Азии.

Каждое утро, приходя на работу, я перечитывала письмо Валери и мысленно пыталась придумать ответ. Я жонглировала словами, сочиняя то вежливое послание, убеждавшее ее оставить меня в покое и найти себе другую жертву, то резкое и гневное, бросающее ей вызов, а иногда, еле слышным шепотом, признательное. Но потом начинался рабочий день, и я сознательно отвлекала себя вопросами, решить которые было проще.