Седьмая центурия. Часть первая (СИ)

- Очччч красиво! - восхищается Ада.

И бросается бежать дальше. А Курочка квохчет:

- Поо-похоже дверь ей коо-котелок-то поо-повредила!

Позади громкий топот - нас догоняют аллироги, с доктором Лектором во главе. Они потрясают шприцами, полными какой-то дряни. Теперь Ганнибал Кондратьич орёт на меня:

- ТЫ, Б-Б... ТЫ, Б-Бода! Может, и теперь не помнишь, чем ты занимался?! Амнезия у тебя, да?!

- Брат Коо-Коо-Кондрат, - пытается что-то объяснить ему Курочка, - поо-по, не по...

У неё, на нервной почве, не получается, и она в панике принимается колотить крылышками то Аде по голой заднице, то мне по физиономии.

- Ничего, - зловеще обещает Ганнибал Кондратьич, - скоро всё вспомнишь! У тебя впереди - вечность!

Со злой гримасой он втыкает шприц... в беломраморный сияющий глютеус Ады. Инопланетянка издаёт болезненный стон, и мой локоть, заодно с кулаком, выпадают из опушённого каракулем жаркого капкана, благоухающего парным мясом Куршевеля.

Второй и третий шприцы дядька Кондрат вкалывает мне. И зловеще командует подручным:

- Пижаму с "кроликом" ему - со склада!

А мы, с Курочкой Рябой и Абдурахман Мангалом уже летим в какую-то жёлтую бездну.

- Товагищи! - кричит нам муммий-Ленин откуда-то с потолка. - Я С ВАМИ!

И прыгает следом.

42. Шалман "Луна"

"Задремать бы, - мерекнул Путтипут, - да, вот, отчего-то ладони чешутся. К деньгам?" И кумекнул: "К чему ж ещё, как не к ним, родимым: ибо сорок два километрика постройки новой дороги от моря до объектов Игроманиады заценили дороже, чем пятьсот миллионов километров экспедиции на Марс и обратно. ХАВ БЫДЛ!"

Он опустил веки, но не спалось. Путтипут кумекал о своей дорогой стране: "Дурдонис - самая дорогая страна в мире". Этот слоган был запущен министерством Патриотизма, чтобы каждый дурдонец и каждая дурдонка могли гордиться, что на Дурдонисе:

самые дорогие Игры в мире,

самый дорогой космодром в мире,

самое дорогое сельское хозяйство в мире,

самый дорогой мост в мире,

самые дорогие дороги в мире,

самые высокооплачиваемые дураки в мире...

- Сон нейдёт, когда Мамон гнетёт, - ехидно проблеял противный голос в черепушке.

И тотчас вспомнились годы прощания с молодостью, когда руководство КГБ вернуло его с планеты Восточный Ахтунг на Дурдонис, где в тот год началась Великая Смута. Во всех городах и сёлах у пустых магазинов толпились нервозные очереди, и продукты, как в фашистскую блокаду, выдавали по карточкам. Месяц-другой он болтался в кадровом резерве КГБ, получая пособие в триста шуршиков, которые, кроме, как на хлеб да кефир, обменять было не на что.

Когда никому не известный дотоле университетский препод Антоний Босчак неожиданно сделался отцом ленинбургской демократии, и мутная электоральная волна вознесла его в мэры голодного бандитского Ленинбурга, "Контора Глубокого Бурения" не растерялась и поспешила внедрить Путтипута в мэрское окружение. Операции присвоили кодовое название "Смольный" и поставили цель: вовлечь мэра в коррупцию, нагрести на него компромат, чтобы шантажом, под угрозой дискредитации, морально подавить и превратить в гэбэшную марионетку. "Наживками на крючках" чекистам во все времена служили слабости, свойственные большинству смертных - сребролюбие, корыстолюбие, мамзелелюбие. Задачей Путтипута было вляпать Босчака в махинации с жильём, аферы с коммерческой недвижимостью, лицензиями, в разворовывание городского бюджета, выпачкать в коррупционных схемах экспортно-бартерных операций, повязать долей в тотальном взяткоимстве, в делёжке нелегальных доходов от криминальных и полукриминальных компаний, подпольных гостиниц, бордельных саун и казино.

Сейчас в памяти высветился дымный интерьер питейного заведения с рыжими велюровыми шторами на окнах и вонючим прокуреным бордовым гипюром на стенах. "Это в Павловске у Серёги Цайтгута? - мерекнул Путтипут. - Нет... это ресторан "Луна"...

В подобные ресторанчики он ещё мог приходить инкогнито, потому как его портрет, в отличие от портрета мэра, не был публичным. Сидя тогда за рюмкой чая в ожидании "клиента", Путтипут кумекал о мэре - Антонии Босчаке, который ещё вчера на кафедре рукой водил над тремя с половиной преподами, а сегодня на его демократическую головушку свалился сложнейший хозяйственный организм многомиллионного города, и у "народного" мэра было "ноль" представления, как этой махиной управлять. В "Конторе" ехидничали: "Когда в руки гуманоида падает немерено власти, и он не знает, что с ней делать, он употребит её на одни только личные вопросы".