В те дни, как вспоминал Уиснер, Мубарак был окружен советчиками, которые сами ничего толком не понимали. Вся верхушка властной структуры Египта была убеждена, что ее положению ничего не угрожает. Они, в конце концов, являлись как бы тонкой линией между современным миром и кипящими от злобы исламскими фундаменталистами, алчущими захватить бразды правления. Были арестованы стандартные диссиденты, традиционные каналы связи были перекрыты, что подтверждали информаторы. Ничего. Старые, надежные методы сдерживания не работали. Обстановка накалялась. Нетрудно понять, почему эти высшие лица верили, что они уцелеют. Они никогда не допускали промахов. Мубарак занимал пост президента на протяжении
Уиснер покинул президентский дворец. Он передал собранные сведения Вашингтону, на этом его работа была окончена, и он направился в аэропорт. В тот вечер он ожидал своего рейса в замызганном холле отеля у дороги, ведущей из города; он сидел напротив телевизора и видел обещанную речь президента. Он выглядел абсолютно уверенно на экране. Это был Мубарак, которого Уиснер знал в 80-х. Этот человек всегда отличался лихой самоуверенностью; она не покидала его и во время той речи, когда он вот-вот должен был столкнуться с неизведанным. Он был тверд, красив и превосходно держал себя. Уиснеру на мгновение подумалось: «Этот человек вытаскивал страну в тяжелые времена. Он выдержит».
Уиснер смотрел и понимал, какие испытания ждут этого великого человека. «А Мубарак понимает? – говорил про себя Уиснер. – Он вообще понимает, что вокруг него происходит?» В том, что он произносил свою речь по телевидению перед этим странным революционным движением, распространявшимся через смартфоны Каира, так же как и его улицы, проглядывало следующее: старая власть с трудом справляется с новыми условиями. Уиснер видел записи речей, которые были нацелены на то, чтобы утихомирить толпу, но вместо этого только разжигали ее. Он сознавал, что Мубарак был на самой грани.
Мубарак рассказал на телевидении, что не собирается баллотироваться в президенты снова. Он сказал своим слушателям, что наступят изменения. Но Уиснер видел, что чего-то не хватало. Мубарак должен был обратиться к протестующим, войдя в их положение, дабы показать им, что он понимал, что к чему. «Только одного Мубарак ни в коем случае не должен был допускать, – думал Уиснер, наблюдая за тем, как Мубарак мучился в последующие недели. – Высокомерия. Ему нельзя было обращаться к протестующим свысока, как если бы он говорил с детьми. Так что когда Уиснер, вскоре после того как он покинул Каир, смотрел, как Мубарак в очередной раз выступал, и услышал, как президент сказал своим обычным твердым, немного резким голосом: «Я обращаюсь ко всем вам от чистого сердца, как отец – к своим сыновьям и дочерям», – он лишь разочарованно вздохнул от неизбежности трагедии.
Спустя две недели президент Мубарак подал в отставку.