Седьмой день. Утраченное сокровище Библии

На основании самого рассказа о грехопадении мы не можем точно идентифицировать того, кто обвиняет Бога во лжи, так как сведений о нем приводится очень мало. Более полная картина появляется позже благодаря небольшим по объему текстовым отрывкам, разбросанным по всей Библии[99]. Последнее недостающее звено в головоломке обнаруживается лишь в книге Откровение, где о силе, противостоящей Богу, сказано как о «великом драконе, древнем змии, называемом диаволом и сатаною» (Откр 12:9; 20:2). Джон Левенсон указывает, что этот голос Божьего противника олицетворяет собой вызов, брошенный вере во всевластного Бога. Поэтому удивляться нужно не тому, что Библия говорит так мало о силе, которая противостоит Богу, а тому, что вообще о ней мы что-то знаем. Левенсон полагает, что разрозненные сведения о характере сатаны в Ветхом Завете говорят не о маловажности этого вопроса, а о том, что его мятеж «подавлен, но окончательная победа еще не одержана»[100].

Рассмотрим еще один пример. Один из древнейших критиков христианства, философ, представитель среднего платонизма по имени Цельс (около 180 года н. э.) нападал на христиан за то, что у них слишком наивное представление о реальности. Христиане, сетовал Цельс, «придумывали себе некое существо, противодействующее Богу; дьявол, или по-еврейски сатана, – вот имена, которыми они его величают»[101]. Цельс, чьи пренебрежительные отзывы о христианстве сохранились благодаря трудам христианского апологета Оригена (около 185–254), считает христианские воззрения унизительными для Бога, потому что в них христианский Бог предстает недостаточно сильным и могущественным. По мнению Цельса, было бы кощунственно предполагать, что «когда у величайшего из Богов появляется желание сотворить людям какое-то благо, у Него на пути встает некая сила, которую Он не способен превозмочь»[102]. Бог с христианской точки зрения кажется слабым и мало на что способным. Проявляя терпимость к противодействующей силе, которая посягает на Его владычество, Бог «дает дьяволу возобладать над Собой»[103]. На взгляд Цельса, подобного существа просто не может быть, потому что всемогущий Бог легко пресек бы любую попытку Ему помешать[104].

Однако в книге Бытие эта противодействующая сила все же упоминается. Эту силу, скрывающуюся под личиной змея, Новый Завет отождествляет с сатаной[105]. Сущность проводействия проявляется в тех словах, которые произносит Божий противник. Критик Цельс, как говорится, попадает не в бровь, а в глаз, описывая христианские представления о сатане как о чародее, который «глаголет вопреки»[106]. Безусловно, только прислушавшись к тому, что вещает змей, можно выявить демонический характер Божьего соперника, и что может быть более демоничным, чем измышления, выдвинутые против Бога в книге Бытие (Быт 3:1)! Когда исследователи Ветхого Завета не желают признавать, что змей в рассказе о грехопадении олицетворяет собой некое могущественное существо, противостоящее Богу, утверждая, что «в данном тексте нет ни слова о подобной враждебности к Богу»[107], уместно будет их спросить – вы внимательно слушали, что именно говорит этот змей? Если в словах змея нет ничего, что можно было бы назвать «враждебностью к Богу», то какими же тогда должны быть слова, чтобы в них эта враждебность была?

Первое высказывание змея, безусловно, носит подрывной характер. Христос назвал его «ложью» (Ин 8:44), и вполне заслуженно. «Подлинно ли сказал Бог: “не ешьте ни от какого дерева в раю”?» (Быт 3:1). Неужели Творец действительно мог запретить есть от всех деревьев в саду, тем самым подменив условия их существования? Затем следуют еще два обвинения (Быт 3:4, 5), при этом защитный механизм человека, впервые столкнувшегося с подобного рода измышлениями, уже непоправимо подорван первым утверждением.

Змей с самого начала захватывает инициативу в этом диалоге. Женщина, попытавшись было что-то возразить на явное искажение фактов (Быт 3:2), скоро опускает руки. Создается впечатление, что ее робкий протест – «нет-нет, Бог такого не говорил» – утонул в шуме крушения в ее сознании прежних концепций и парадигм, вызванного первым высказыванием.

Леон Касс сжато, но емко говорил об этом в серии передач, посвященных книге Бытие и показанных по американскому телевидению в 1990-х годах.